ГЛАВНАЯ    С А Й Т    Н О В И Н К И   МАГИКУС   ИСТОРИЯ

 

 

 

САТАНА ТАМ ПРАВИТ БАЛ

 

А.Ю. Григоренко

 

критические

очерки

магии

(отрывок)

 

 

Что такое магия

 

Слово «магия» имеет древнегреческое происхождение и в его основе лежит древнеперсидское (аккадское) название ассирийского жреца «маг», буквально означающее «мудрый», «мудрец». В обя­занность древневавилонских жрецов входило умение общать­ся с добрыми демонами природы и отгонять вредительные влияния злых духов, а также чтение воли верховных божеств по звездам и другим внешним знамениям. Древние греки вступили в контакт с народами Востока в результате завоевательных войн Александра Македонского, когда Гре­ция оказалась буквально перенаселена выходцами из Персии (наследницы Древнего Вавилона), выдававшими себя за жрецов-магов и посредством хитроумных изобретений про­изводившими на глазах изумленных греков различного рода чудеса Изумление греков и их преклонение перед искусством чужеземцев были столь велики, что одному из них, магу Беросу, на центральной площади в Афинах даже был поставлен памятник. Словом «магия» древние греки и стали обозначать искусство воздействия на мир посредством якобы сверхъестественных способностей посвященных в тайны ми­роздания людей.

Со временем в научной литературе словом «магия» (колдовство) стали обозначать первоначальные этапы в раз­витии религии, характеризующиеся отсутствием поклонения верховным сверхъестественным существам и представляю­щие собой совокупность особых иллюзорных способов и прие­мов принуждения человеком внешнего мира служить его воле, удовлетворять его желания.

Ныне имеют место различные взгляды на магию. Часто ее рассматривают только как те обряды, которые имеют своей целью непосредственное воздействие человека сверхъесте­ственным путем на тот или иной материальный объект и которые не связаны при этом с анимистическими представ­лениями. Данное определение принадлежит известному советскому ученому-этнографу С. А. Токареву. Магию нередко определяют и лишь как колдовство, чародейство, волшебство, обряды, призванные сверхъестественным путем воздействовать на мир.

Во всех этих определениях совершенно верно подмечено активное, наступательное начало магии, которая прежде всего является либо дополнительным средством воздействия человека на природу, на отношения с другими людьми, либо же средством защиты от вредных влияний со стороны природных стихий или людей. «Но при таком понимании магии остается неясен,— пишет советский религиовед Б. А. Лобовик,— так сказать, мотивационный текст колдовских действий и обрядов, содержание того сверхъестественного, через которое человек пытался повлиять на природу». Иначе говоря, подобный взгляд на магию является в известной мере ограниченным, ибо он, учитывая активную, практическую, объективную, если так можно выразиться, сторону колдовства, в то же время игнорирует его субъективный момент. Вот почему нельзя верно выявить сущность магии, не исследовав природы «идей и эмоций, возникающих с верой в сверхъестественные связи человека с окружающим миром, а также верой в сверхъестественные связи между предметами и явлениями, на которые человек якобы может влиять при помощи определенных манипуляций».

Какие же идеи, эмоции и представления можно обнаружить в магии как неотъемлемом элементе религиозного сознания? Прежде всего это убеждение человека в существовании сверхъестественной связи между всеми внешне сходными, тождественными по тем или иным признакам предметами. Власть» над одним из них «давала» в силу воображаемой взаимозависимости возможность влиять на любой другой среди этих тождественных друг другу предметов. Более того, человеку якобы было достаточно только овладеть «знаком» (например, рисунком), представляющим объект колдовства, или же имитировать последний словом или жестом, чтобы обрести сверхъестественную связь над самим объектом.

Еще одним магическим «принципом» была вера в то, что вещи могут чудесным способом передавать друг другу свои свойства, вера в существование зависимости между частью и целым, где часть сохраняет все свойства целого, где целое зависит от частного. Практически у всех народов мира считалось, что обладание обрезками ногтей, волос, кровью, слюной, частью одежды человека дает возможность оказывать влияние на их бывшего владельца, что достаточно съесть печень или мозг, выпить кровь человека или животного, чтобы обрести все характерные свойства этого человека или животного — ум, силу, храбрость и т. д.

Другими словами, в сознании людей, практикующих колдовство, помимо представления о реальных, рациональных связях в мире одновременно существовало представление о связях вымышленных, иллюзорных, то есть магических. Чтобы управлять миром таких магических взаимозависимостей, создается специальный, сложный механизм, включающий в себя особую обрядность и особые магические предме­ты-фетиши, якобы обладающие способностью концентриро­вать в себе сверхъестественную силу. Для выполнения этих обрядов выделяются специальные группы людей, будто бы наделенные специфическими сверхъестественными способно­стями.

Магия, таким образом, никак не сводится к системе одних только обрядов и ритуалов, она представляет собой сложное явление, включающее в себя, во-первых, веру в существова­ние особых магических связей и отношений, во-вторых, убеждение в возможность для человека влиять сверхъесте­ственным способом на эти сверхъестественные по своей сути связи и отношения и, в-третьих, специальный механизм (манипуляции, обряды, фетиши) для овладения этими связя­ми и отношениями.

Иными словами, магия есть одна из форм иллюзорно-фантастического отражения действительности, основанная на вере человека в существование особых сверхъестественных связей и отношений и в возможность пользоваться последни­ми в целях оказания влияния на природу и общество посредством специальных приемов и средств.

 

Когда появилась вера в магию

 

Возникновение магии относится к пери­оду первобытного общества, точнее — к эпохе каменного века. Имеются дан­ные о том, что магические обряды и верования существо­вали уже у неандертальца, жившего 80—50 тысяч лет назад Речь идет о захоронениях (складах) медвежьих костей в мустьерских пещерах Драхенлох (Швейцария), Петерсхеле (Германия), Регурду (Франция), в которых сохранились свидетельства охотничьей магии (пещерные медведи в то время были одними из главных объектов охоты). Перво­бытные люди, сохраняя медвежьи черепа и кости, надеялись, что это даст возможность убитым животным вернуться к жизни и тем самым умножить стадо. Ещё в конце XIX века у многих племен, сохранивших первобытный уклад жизни и имевших аналогичные обряды захоронения костей и черепов убитых животных, этим обрядам давалось именно такое объяснение. Даже народы, принявшие христианство многие столетия тому назад и находящиеся на высокой ступени исторического развития, еще совсем недавно имели анало­гичные верования.

Примером тому может служить справлявшийся еще в конце XIX века в некоторых районах старой России так называемый бабий праздник, заключавшийся в обрядовом вкушении кур, выведших три поколения цыплят. В этом празднике могли участвовать только замужние женщины и вдовы. После того как ритуальное поедание тела птицы заканчивалось, его участницы гасили свечи перед иконами, мыли руки в воде, считавшейся после этого священной, а остатки съеденной курицы тщательно собирали, складыва­ли в чистое блюдо, и старшая из присутствующих торжест­венно ходила с этим блюдом на голове взад и вперед по ком­нате, затем эту процедуру повторяла по очереди каждая из женщин. В заключение кости вынимались из посуды, завязы­вались в чистый платок и вечером зарывались в землю, обычно на поле или в закромах. Во время этой погребальной процессии с костями женщины подражали походке кур. «Сохранение костей съедаемой женщинами курицы-троецыплятницы,— писал известный русский энтограф Е. Г. Кагаров,— необходимо сопоставить с распространенным у многих некультурных народов запрещением раздроблять кости жертвенного животного, дабы дать возможность костям убитого животного вновь облечься плотью, воскреснуть к новой жизни. Это — одна из мер, принимаемых перво­бытными народами к тому, чтобы не иссякало количество имеющейся на земле дичи».

Что касается обнаружен­ных в XIX—XX веках па­мятников верхнепалеолити­ческого периода (поздний ка­менный век—40—10 тысяч лет тому назад), то они сви­детельствуют о наличии у первобытного человека уже развитых магических пред­ставлений и обрядов. В 1879 г. в Пиренеях (Испа­ния) была открыта глубокая пещера, названная Альтамирой. На ее стенах и потолке рукой первобытного худож­ника были изображены каба­ны, зубры, олени и другие животные, на которых охоти­лись люди того времени. В открытой вслед за Альтамирой, уже во Франции, пещере Монтеспан были обнаружены остатки трех скульптур, изображавших пещерных львов. На шее и груди одного льва отчетливо видны следы дротиков и копий, бросавшихся первобытными людьми в эту скульп­туру. Другие же две скульптуры полностью разбиты в ре­зультате частого в них попадания.

Великолепные образцы позднепалеолитической живопи­си, использовавшейся в магических целях, были найдены и на территории нашей страны. Это прежде всего живопись Каповой пещеры (или пещеры Шульганташ) в горном районе Южного Урала, в верховьях реки Белой. Каповая пещера известна с XVIII века, но палеолитические рисунки в ней были открыты только в 1959 г. В двух этажах этой пещеры обнаружены многочисленные, выполненные разно­цветной охрой, рисунки мамонтов, лошадей, носорогов.

Наибольшей известностью среди находок периода палео­лита пользуется, однако, открытая в 1940 г. знаменитая пещера Ляско. Она приобрела известность благодаря богат­ству и обилию найденных здесь рисунков первобытных людей. Большая часть этих рисунков, многие из которых отличаются поистине огром­ными  размерами,  прекрасно сохранилась до наших дней. Во всех залах пещеры, в пе­реходах между ними, на сте­нах и  потолке первобытный художник изобразил  в  раз­личных позах тех животных, которых он видел вокруг се­бя:  оленей,  медведей,  каба­нов и т. д. Все рисунки разноцветные: художник пользовался тремя   красками — черной,   желтой   и   красной.   На   тела животных и рядом с ними он нанес насечки, символизирую­щие полет дротика и ранение зверя. Многие рисунки имеют следы от метания настоящих копий и дротиков. Рисунков так много, что местами они находят друг на друга.

Все это примеры охотничьей магии, основанной на указанном выше принципе взаимозависимости между внешне схожими предметами и его уточнении: вере в одинаковую судьбу между объектом колдовства и его «знаком» — в дан­ном случае изображением животного на стене пещеры. Понять назначение этих палеолитических находок помогают этнографические наблюдения за народами, которые и в XIX—XX веках сохранили первобытный уклад жизни.

Известно, что австралийские аборигены перед началом охоты исполняли специальный обряд: рисовали на песке фигуру кенгуру и во время ритуального танца вонзали в изображенное животное свои боевые копья. При этом они полагали, что, попав в рисунок животного, попадут и в само животное во время охоты. Очевидно, так же полагал и первобытный человек: если он нарисует раненого зверя или попадет своим копьем в его изображение — рисунок, скуль­птуру, то это будет способствовать удаче во время реальной охоты. Здесь уместно привести слова К. Маркса о фетишизме: «Распаленная вожделением фантазия создает у фетишиста иллюзию, будто «бесчувственная вещь» может изменить свои собственные свойства для того только, чтобы удовлетворить его прихоть». Аналогичная иллюзия создавалась и у первобытных участников магического ритуала, символизирующего смерть животного. «Распаленная вожделением фантазия» исполнителей этого ритуала превращала имитацию охоты в саму охоту, ритуально-магическое «убийство» животного в реальное убийство зверя.

Помимо пещерной живописи известны также и многие другие предметы древнейшего искусства, которые, бесспорно, имеют отношение к охотничьей магии. Археологи обнаружили много находок объемных изображений животных, нацарапанных на отдельных камнях или костях. Эти предметы без труда можно было переносить из одного места в другое, чтобы исполнять магические ритуалы в любое время и в любом месте.

Немало таких предметов с изображением животных, статуэток в виде животных или людей (чаще всего женщин) найдено и на территории нашей страны. Все эти памятники духовной жизни первобытных людей обнаружены на многочисленных позднепалеолитических стоянках, прежде всего в районе Русской равнины (бассейн Днестра и Пруто-Волынско-Подольская возвышенность), на юге страны (Приазовье и Северное Причерноморье, Поднепровье). Найденные здесь изображения предназначались для магического овладения охотничьей добычей, увеличения потомства, борьбы с болезнями и т. д.

К элементам первобытной магии относились не только изображения и предметы, но также и танцы, песнопения с музыкой, одеванием масок, разрисовкой тела. Вероятно, танцы сопровождались простыми песенными мелодиями игрой на примитивных духовых инструментах вроде флейт. Перед началом ритуальных танцев первобытные охотники разноцветной охрой наносили магические узоры на свои тела. Возможно, в различных церемониях использовались и свои особые предметы и украшения. Так формировался магический обряд, в основе которого лежала вера в существование таинственной связи между исполняемым действием и будущим результатом. Каковы же истоки этой веры? Почему первобытный человек связывал в своем сознании объекты и явления, в действительности весьма и весьма далекие друг от друга по своим свойствам?

 

Магическое мышление: миф или реальность?

 

Некоторые буржуазные ученые искали продолжают искать сегодня истинные источники веры в колдовство в особом «магическом», «мистически ориентированном», «пралогическом» сознании первобытных людей, не позволявшем им, мол, мыслить логически, как это свойственно современным народам. Одним из активных защитников этой точки зрения был известный французский социолог прошлого столетия Л. Леви-Брюль. Он писал: «Ориентированное по-иному, чем наше, озабоченное прежде всего мистическими отношениями и свойствами, имеющее в качестве основного закона закон сопричастности, мышление первобытных людей неизбежно истолковывает совершенно иначе, чем мы, то, что мы называем природой и опытом. Оно всюду видит самые разнообразные формы передачи свойств путем переноса, соприкосновения, передачи на расстоянии, путем заражения, осквернения, овладения — словом, при помощи множества действий, которые приобщают мгновенно или по истечении более или менее долгого времени какой-нибудь предмет или какое-нибудь существо к данному свойству, действий, которые, например, сакрализуют (делают священными.— А. Г.) или десакрализуют (лишают его этого качества.— А. Г.) в начале или в конце какой-нибудь церемо­нии».

Однако подобные теории первобытного мышления явно далеки от действительности. Прежде всего, следует отметить, что магические верования и суеверия были присущи, как мы это увидим позже, не только первобытным охотникам и соби­рателям, но и земледельцам Древней Греции, феодальной Европы, характерны они и для определенной части населения индустриально развитых стран наших дней. Первобытные люди имели огромный запас рациональных знаний и умений, им обладали уже неандертальцы, не говоря уже о кроманьо­нцах. Сфера рациональных знаний и представлений перво­бытного человека была достаточно широка — она охватыва­ла знания как о природе, так и о человеке. Люди каменного века были прекрасными изобретателями и инженерами, физиками и химиками, врачами и анатомами, ботаниками и зоологами. Если бы их сознание было ориентировано преимущественно мистически, то они не могли бы создавать столь совершенные для того времени орудия труда (каменные топоры, рубила, луки, копья, бумеранги), не открыли бы полезных свойств огня и средств его получения, не научились бы строить жилища и плоты, шить одежду и лепить горшки, приручать диких животных и открывать съедобные растения. Сознание людей каменного века было ориентирова­но прежде всего практически и в определенной степени адекватно отражало действительность. Как писал В.И. Ле­нин, «человек не мог бы биологически приспособиться к среде, если бы его ощущения не давали ему объективно-правильного представления о ней».

 

Бессилие человека рождает суеверие

 

Поисками ответа на вопрос о причинах и условиях возникновения и воспро­изводства магических верований и об­рядов занимались многие ученые, в том числе и советские. Одним из них был грузинский исследователь К. Р. Мегрелидзе, чья творческая деятельность была трагически оборва­на в годы культа и идеи которого на долгое время были преданы забвению. Еще в 1935 г. он написал работу «О ходячих суевериях и «пралогическом» способе мышления (реплика Леви-Брюлю)», в которой в отличие от французско­го ученого, искавшего корни магических верований в самом мышлении первобытных людей, то есть подходившего к во­просу о причинах возникновения магии с идеалистических позиций, сделал попытку найти корни магических суеверий в объективной действительности. Свою работу К. Р. Мегрелидзе начинает с анализа различного рода суеверий, бытую­щих среди его современников, и приходит к выводу о том, что эти суеверия аналогичны, тождественны магическим верова­ниям первобытного человека.

В основе существования магических обрядов и верований, считал К. Р. Мегрелидзе, лежит особый «сектор опыта». В условиях жизни и деятельности человека, писал он, «всегда встречались в более или менее выраженной форме две структуры опыта: сектор опыта, где люди сами творили свое положение и определяли свое существование, и сектор опыта, где люди зависимы от игры случая, которую невозможно предвидеть. В последнем случае приходилось прибегать к магическим формам мысли, гаданиям, знамениям и т. д.».

Подтверждением мысли К. Р. Мегрелидзе о том, что в основе возникновения и функционирования магических верований и действий лежит «сфера несвободной практиче­ской деятельности человека», служат многочисленные наблю­дения этнографов за жизнью и бытом примитивных племен и народов. Например, известный английский этнограф Б. Ма­линовский, изучая жизнь и быт населения Тробриандовых островов (Меланезия), отметил, что магия вовсе не преобладает в повседневных делах и мыслях жителей островов, что достаточно много сфер их производственной и социально? деятельности свободно от магических верований и действий.

Анализируя, какие же конкретно виды трудовой деятельности тробриандцев сопровождаются магическими действия ми, этнограф выявил следующую закономерность: таковыми действиями сопровождаются преимущественно те видь производственной деятельности жителей островов, где отсутствует гарантия будущего результата, где человек не уверен в успехе своих действий, где он в значительной степени зависит от случая, от игры стихий природы, где его подстерегает опасность. Так, ловле рыбы в закрытом от ветра заливе у жителей островов не предшествуют магические ритуалы. И напротив, рыбная ловля в открытом океане, а тем более связанный с особой опасностью промысел акул обязательно предваряются магическим ритуалом. Эта закономерность наблюдается и в других видах трудовой деятельности обитателей островов. Выращивание, например, таких земледельческих культур, как ямс и таро, требует много усилий и хлопот и не всегда дает ожидаемый результат. Потому в подобных случаях островитяне прибегают к магии. Другие же виды земледелия у них столь просты, что не вызывают никаких особых забот и потому не сопровождаются магическими ритуалами. При постройке каноэ, от которых зависит сама жизнь рыболова, обязательно исполняется тщательно разработанный магический обряд. И в то же время строительство дома ведется исключительно рациональными приемами и средствами, без всякого магического сопровождения.

К   аналогичным   выводам   пришел   и   известный  этнограф Л. Я. Штернберг, хорошо знавший жизнь и быт народов Крайнего Севера России, находившихся еще в конце XIX века на низших ступенях развития. Он писал, что гениальные изобретения первобытного человека недостаточны для борь­бы с природой, «в одном случае он может наловить рыбы в один день столько, что ее хватит надолго, а в другом случае могут пройти целые месяцы, и он не поймает ни одной рыбы... Одним словом, перед ним в борьбе за существование встает «его величество случай», то, что мы называем удачей, счастьем и т. д., явление, для него совершенно непонятное, таинственное...».

Легко представить, сколь велика была степень «несвобо­ды» в практической деятельности людей каменного века. Первобытное состояние человечества иногда изображается полным блаженства, когда люди как баловни природы получали от нее в виде даров все необходимое для жизни. В. И. Ленин по поводу подобных руссоистских (от имени французского философа XVIII века Ж. Ж. Руссо, назвавшего первобытную эпоху «золотым веком» человечества) мифов писал: «Что первобытный человек получал необходимое, как свободный подарок природы,— это глупая побасенка. Ни­какого золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно подавлен трудностью существова­ния, трудностью борьбы с природой».

О трудностях существования первобытных людей, о суро­вых, подчас трагических условиях их жизни красноречиво говорят следующие цифры: около половины неандертальцев не доживали до своего двадцатилетия. У кроманьонца средняя продолжительность жизни не превышала 20 лет. В наиболее тяжелом положении оказывались дети и женщи­ны: 38 процентов неандертальцев умирали, не достигнув и 11 лет, почти никто из женщин не доживал до 25 лет. У питекантропов и синантропов смертность была еще выше: 68 процентов синантропов не достигала и 14 лет. Мнимыми средствами практического воздействия на природу и были магические ритуалы и обряды. Таким образом, вера в магию выросла на социальном фоне экономической неразвитости, слабости первобытного человечества. «Слабость,— писал К. Маркс в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапар­та»,— всегда спасалась верой в чудеса; она считала врага по­бежденным, если ей удавалось одолеть его в своем вообра­жении посредством заклинаний...».

 

Гносеологические корни веры в магию

 

Неразвитость первобытной практики обусловила и особенности первобытного сознания, которые способствовали фор­мированию возможности связывать в голове то, что в действительности связано не было. Иначе говоря, вера в магию имела не только социальные корни, выражавшиеся в существовании в человеческой деятельности значительной «сферы несвободы», но и корни гносеологиче­ские. Каковы же они? Как отмечает Д. М. Угринович, «гносеологические корни религии — это те условия, предпо­сылки и возможности формирования религиозных верований, которые связаны с функционированием познавательных процессов: ощущений, восприятии, представлении,  мышления».

Известно,   что   уже    первобытное   сознание   отражало объективный мир не пассивно: оно активно перерабатывало получаемую при помощи органов чувств информацию для выработки определенной познавательной стратегии предсказания будущего. Знание будущего, знание о том, чего следует ожидать, всегда имело высокую социальную ценность, ибо оно  позволяло  в  значительной  степени  снимать  неопределенность как коллективных, так и индивидуальных решений. Актуальным такое знание было и для первобытной группы, удовлетворение различных жизненных потребностей которой постоянно в то время находилось под угрозой. Выработка познавательной стратегии предсказания будущего являлась и   до   сих    пор   является    высшим    моментом    проявления активности сознания.

В  первобытном мышлении существовало два основных способа   предсказания   будущих,   еще   не   воспринимаемых событий на основе воспринимаемых свойств. Первый способ опирался на индуктивное систематическое наблюдение пространственно-временных   взаимосвязей   и   их  зависимостей. В   процессе   этой   интеллектуальной   деятельности   человек, подмечая реальные связи самих природных явлений и процессов, добивался на основе их знания желаемых результатов. Но очень часто первобытный человек в силу узости своего практического и теоретического опыта не находил подлинных причин явлений и процессов и принимал за них какие-либо случайные события. Еще А. И. Герцен писал, что людям так свойственно   добираться   до   причин   всего   происходящего вокруг   них,   что   они   лучше   выдумают   ложную,   мнимую причину, чем примирятся с неведением, принимают ложную причину за знание, веря ей и тем самым обманывая себя.   Крупный  советский  физиолог  И.  П.   Павлов  в связи с этим  отмечал,  что «если  у меня  нет знания связи между событиями, между людьми и мной, тогда я выдумываю    вместо    настоящих    связей    мнимые    связи    в    виде суеверий».

Дело в том, что человек может мысленно соединять явления природы и общества, различные предметы, подобно тому как он обнаруживает связь явлений и предметов действительности. Такие ассоциации-связи возникают как следст­вие воздействия явлений и предметов на органы чувств и не­рвную систему человека. В основе механизма формирования ассоциации представлений и понятий лежит временная нерв­ная связь, возникающая но тем или иным причинам между двумя очагами коры головного мозга и вызывающая возбуж­дение одного из них при возбуждении другого. Еще Аристо­тель подметил, что истинное суждение соединяет то, что сое­динено в действительности, и разъединяет то, что разъедине­но в действительности, однако люди могут приходить и к лож­ным умозаключениям на основе случайных ассоциаций, сов­падения явлений, не связанных друг с другом причинно-след­ственной связью во времени и пространстве.

Многие магические верования и обряды явились резуль­татами именно этих произвольных ассоциаций Н. Г. Черны­шевский указывал, что люди, не привыкшие к логическим приемам мышления, наблюдая два факта соединенными в одном месте, делают вывод, будто между ними существует причинная связь. Такой легкий способ отыскания истины логика выразила фразой: «Post hoc, eigo propter hoc» («После этого, значит, по причине этого») и объявила, что подобного рода выводы несостоятельны. «Все нелепости суеверия были основаны на этой самой форме умозаключе­ния, писал русский философ. — Например, на чем были основаны ауспиции древних римлян. Однажды перед бит вою они слышали ворону, каркающую елевой стороны, и вы­играли битву. Дело ясное: «Post hoc, ergo propter hoc» сов­падают, следовательно, имеют причинную связь. Итак, карканье вороны с правой стороны приносит войску гибель, кар­канье с левой - дает победу... Суеверную привычку делать заключения по форме, нами указанной, логика велит заме­нять строгим исследованием положительных причин».

Временную последовательность нельзя принимать за причинно-следственную зависимость. В одном из старых учебников политике приводился следующий пример подмены следствием. Некий путешественник, прибыв в Африку, в од­ном из селений при наступлении дождя раскрыл зонтик. Одновременность этих фактов столь изумила туземцев, что у них возникла вера в причинную связь дождя и раскрытия зонтика. Только они решили, что не дождь является причиной раскрытия зонтика, а наоборот - раскрытие зонтика есть причина дождя. Поэтому впоследствии туземцы при наступ­лении засухи стали просить путешественника раскрыть зонтик, чтобы вызвать дождь.

Яркую иллюстрацию такого рода мышления дает изве­стный британский этнограф XX столетия Э. Эванс-Притчард, проведший многие годы своей жизни в Африке, изучая жизнь и быт народов этого континента. В своей известной книге «Колдовство, оракулы и магия среди азанде» (отрывок из этой книги можно прочитать на странице «ПРАКТИКА», данного сайта) он указывает, что ссылкой на колдовство азанде объясняют то особое стечение обстоятельств, следствием которого явился ущерб, вред для человека. Вот что он пишет в связи с этим: «В стране азанде периодически разрушаются старые амбары. И в этом нет ничего странного. Каждый занде (занде — форма един­ственного числа, азанде — форма множественного числа) знает, что термиты со временем стачивают опоры и что даже самая твердая древесина в конце концов сгнивает... В жару азанде часто прячутся в этих амбарах, где беседуют, играют или работают. И случается, крыша амбара обрушивается как раз в тот момент, когда под ней находятся люди... Для нас связью между этими двумя событиями (обвалом и наличием в этот - момент в амбаре людей. — А. Г.), вызванными совер­шенно независимыми друг от друга причинами, является их совпадение во времени и в пространстве. Мы не в состоянии дать объяснение тому, почему две причинные цепочки пересеклись в определенном времени и в определенном месте... Философия же азанде выстраивает недостающее звено. Занде понимает, что обвал случился из-за термитов, а люди находились в строении, так как спасались от жары. Но он, кроме этого, также знает и то, почему эти два обстоятельства совпали во времени и пространстве: благодаря колдовству».

Другим способом ориентирования первобытного мышления в мире было умозаключение по аналогии на основании сходства, уподобления одних явлений или поступков другим, обнаружения сходного в вещах и перенос на основе это признаков одних явлений на другие. Данный способ в архаическом мышлении занимал важнейшее место. Это и понятно, ибо при отсутствии у первобытного человека широких опытных обобщений при ограниченном объеме практических знаний метод уподобления явлений по сходным признакам и принятие практических решений или объяснение отдельных фактов были наиболее естественными и единственно возможными способами познания окружающего мира. Поэтому аналогию можно назвать одной из первых форм вывода, широко применявшейся в пору становления человека, на ранних стадиях развития человеческого мышления.

Вполне понятно, что аналогия у первобытного человека часто является недостаточно обоснованным умозаключением, ибо в качестве предпосылки этой умственной операции нередко выступает чисто случайное сходство. Такая недостаточность опытных обобщений, равно как и отсутствие четкого различения существенного и несущественного приводят к тому, что аналогия при таких условиях выступает не более как догадка. В одних случаях, если при этом схвачено действительное сходство, она будет верной, в других - маловероятной, в- третьих же, если сходство чисто внешнее, - фантастической, иллюзорной, ложной. В последнем случае аналогия как наиболее частая форма вывода в архаическом мышлении нередко выступала в качестве гносеологической основы возникновения различного рода магических верований и обрядов.

Возникновение веры в магию связано не только с особенностями  человеческого  познания,   но  и  со  спецификой человеческих эмоций. Ведь в религии, а в магии особенно, огромную роль играют эмоциональные состояния людей, их настроения, переживания.

 

Страх – основа веры в магию

 

Еще домарксистские атеисты указывали на чувство страха как причину возникновения религии. «Страх создал богов» — это образное выражение древнеримского поэта Стация повторялось затем многими мыслителями. Использовал его и В. И. Ленин. Необходимо, однако, иметь в виду, что веру в сверхъестественное рождает не всякое чувство страха. Кратковременный страх перед реальной опасностью обычно не приводит к возникновению религиозных верований. Последние есть результат страха как устойчивого психического состояния масс, вызванного их бессилием перед господствую­щими над ними природными или социальными силами.

В связи с тем, что в эпоху каменного века удовлетворение различных жизненных потребностей в пропитании, защите, безопасности постоянно находилось под угрозой вследствие непредвиденных событий, часто ставивших под вопрос саму возможность существования первобытного коллектива, у его членов возникали устойчивые отрицательные эмоции, в том числе и страх как повторяющееся переживание. Эти отрица­тельные эмоции создавали благоприятную почву для форми­рования магических верований, представлений, обрядов. Тот факт, что чувство страха — неотъемлемая черта первобытно­го мироощущения, отмечали многие ученые-этнографы и пу­тешественники. Вот как описал известному путешественнику Кнуду Расмуссену душевное состояние своего народа эскимос Ауа: «Мы боимся! Мы боимся непогоды, с которой должны бороться, вырывая пищу у земли и у моря. Мы боимся нужды и голода в холодных снежных хижинах. Мы боимся болезни, которую ежедневно видим около себя... Мы боимся мертвых людей и душ зверей, убитых на ловле Мы боимся духов зем­ли и воздуха... боимся всего, чего не знаем. Боимся того, что видим вокруг себя, и боимся того, о чем говорят предания»

Постоянное ощущение страха перед враждебной приро­дой у первобытного человека могло перерасти в настоящую фобию, которая, конечно же, оказывала тормозящее влияние на его активность. В поисках средств психологической защиты от этого состояния он в силу особенностей своего мышления и обратился к магическим обрядам и ритуалам, исполнение которых придавало ему уверенность и тем самым способствовало решению той или иной практической задачи. В связи же с тем, что многие страхи и тревоги были не пропорциональны реальной опасности, то есть были мнимы­ми, воображаемыми, то естественно, что человек каменного века, переживая их, должен был убеждаться, что опасность (а на деле — лишь его тревога и страх) проходит под воздействием магического ритуала. Вначале подобные маги­ческие ритуалы как защитные механизмы могли появляться среди более слабых и неуравновешенных членов племени, которые индивидуально создавали такие механизмы для личного пользования. И только уже потом они заимствова­лись другими членами первобытного коллектива и постепенно превращались в обязательный для всех магический ритуал, эффективность которого подтверждалась субъективной прак­тикой членов племени. Как писал английский ученый Б. Ма­линовский, «магия обеспечивает примитивного человека на­бором готовых ритуальных действий и верований, включаю­щим в себя определенные умственные и практические приемы, призванные служить для преодоления опасных пробелов в процессе достижения важных целей или же критической ситуации. Она дает человеку возможность уверенно доби­ваться важных целей, сохранять свое равновесие и свою психическую целостность в приступах гнева, в муках ненависти, неразделенной любви, отчаяния и страха. Функция магии заключается в том, чтобы ритуализовать оптимизм человека, поддержать его веру в победу надежды над страхом».

На роль отрицательных, болезненных состояний человеческой психики в процессе возникновения и воспроизводства магии указал еще в 1947 г. известный советский ученый, академик   С.   Н.   Давиденков   в   своей   книге   «Эволюционно-генетические   проблемы   в   невропатологии».   Ряд   других отечественных ученых  (Ю.  И. Семенов, В. Ф. Миловидов, А.   А.   Малиновский)    поддержали   точку   зрения   Давиденкова.

Сами же первобытные люди свою уверенность в эффек­тивности исполняемых ими магических ритуалов и обрядов объясняли тем, что их посредством они вступают в контакт со сверхъестественной силой, могущей защитить их от стихий природы, от всех злых сил и существ, помочь в достижении той или иной практической цели, которую они не в состоянии достичь посредством реальных приемов и средств. Конкрет­ные формы колдовства создавались каждым родом, племе­нем, общиной самостоятельно, результатом чего явилось бесчисленное многообразие магических ритуалов и обрядов. Ученые описали и систематизировали буквально тысячи колдовских ритуалов и верований, бытовавших у разных народов в разные времена.