ГЛАВНАЯ    С А Й Т    Н О В И Н К И   МАГИКУС   ИСТОРИЯ

 

 

 

ТРОН ЛЮЦИФЕРА

(отрывок)

Еремей Парнов

 

критические

очерки магии

и  оккультизма

 

Отнеситесь к книге Парнова критически: извлеките рациональное, отбросив всевозможные «гиперболы».  Ничего нельзя доводить до абсурда. И в обычной торговле присутствуют как шарлатаны, так и специалисты… Читайте.  Думайте.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПАНА

 

Был голос: умер Пан! — И тени

Простерлись.— Словно на стене,

Над тягостью земных томлений

Встал белый призрак в тишине.

Он чертит погребальный камень

Огромным росчерком руки,

Вдоль стен кладбищенских, как

пламень,

Развешивает позвонки.

Теофилъ Готье,

 «Костры и могилы»

 

 

ВО ВРЕМЕНА императора Тиберия (14—37) распространилась удивительная легенда о корабельщике Таммузе, которому прозвучавший над морской бездной таинственный голос велел возвестить, что умер великий Пан. Когда весть об этом достигла Рима, император приказал доставить к себе Таммуза и после беседы с ним собрал совет виднейших философов. Они склонны были считать, что, по-видимому, великий бог лесов действительно умер.

Но это была ошибка. В средние века рогатый и козлоногий Пан которого церковники стали называть демоном, не только вернулся на родные поляны, но и обрел невиданную власть. Вместе с ним возвратились веселое племя сатиров и прелестные нимфы, прилетевшие на ведьмовском помеле.

С той былинной поры пролетел сотни и сотни лет.

Не верхом на метле, но оседлав рычащие мотоциклы, съезжалась к заброшенной часовне нечистая сила.    Миловидные  ведьмочки в изрядно потертых джинсах и мини-юбках,    приникнув    к    кожаным    спинам    дьяволов,    весело перекликались    в     шелестящей, грохочущей моторами тьме.   Когда   мчащиеся   впереди   приземистые    «кадиллаки»    и    «форды», включив пылающие адским пламенем стоп-сигналы, свернули со скоростной автострады на заброшенную грунтовую дорогу, лихие гонщики в черных рогатых шлемах «ваффен СС» неохотно сбросили   газ.    Только-только   вошли во вкус, и вот на тебе — прибыли. А ведь так упоительно, так вольготно было лететь в кромешную ночь.   Все дальше от города, чей бесприютный,   негреющий   свет, словно уголья в покинутом очаге, угрюмо дотлевал где-то там позади.   Они и впрямь летели на шабаш, оставив за плечами обыденный быт и обыденную мораль с их ложью, бесконечными запре­тами, абсолютной бесцельностью и скукой. Близостью освобожде­ния от всех и всяческих пут овея­ла разгоряченные лица могиль­ная сырость уснувшей земли. Горьковатый дух омытой росой листвы пробился сквозь душную пыль и бензиновый чад. Полная и совершенная в своей холодной осенней прелести, вставала над заброшенным кладбищем луна. Посеребрив скорбные тисы и обо­значив заросшие плющом мраморные плиты, она неудержимо рвалась в зенит, утверждая свою неизбывную власть над душами людей и чахлыми призраками, затаившимися среди развалин. Она словно не признавала убо­гого рационализма и пошлых ус­ловностей века, загнавшего лю­дей в железобетонные джунгли. Сумрачными зеркалами взметну­лись крышки багажников. Ничуть не стесняясь друг друга, приехав­шие леди и джентльмены дело­вито расстались с привычной одеждой. Облачившись в ниспа­дающие волнистыми складками плащи с разрезами по бокам и вооружившись сверкающими двуручными мечами, мужчины образовали некое каре, в центре которого собирались склонные обычно к долгой возне женщины. Впрочем, на сей раз промедлений, связанных с туалетом, не возни­кало. Девушки оставили на себе только туфли и бижутерию, а эле­гантные матери семейств чисто символически прикрыли наготу газовыми накидками. Чинно разбившись на пары, об­щество направилось к заброшен­ной часовне. После удара молнии, повредившего кровлю и оплавив­шего свинцовые переплеты витражного окна, ее постоянными обитателями стали совы, летучие мыши да жабы.

Первой,   возглавившей   шествие, паре   в  намеченной   церемонии отводилась центральная роль. Лысеющий с темени и потому особенно похожий на доминиканского монаха господин намере­вался совершить таинственный обряд святого Секария, извест­ный со времен средневековья как черная месса, а его привлекатель­ной спутнице предстояло для это­го лечь на алтарь, где уже заблаговременно укрепили семь высо­ких зеленых свечей. Привезен­ную в ящике из-под баночного пива и столь необходимую для задуманной церемонии восковую куклу, особым образом слеплен­ную и «окрещенную» в католи­ческом соборе, заботливо нес один из «стражей» с мечом, оберегав­ший «запад». Его сосед, обычно несший вахту на северной сторо­не магического круга, в котором развертывалось действо, готовил­ся нынешней ночью сыграть роль самого владыки преисподней. В его пластиковом мешке находи­лась маска, сделанная искусным таксидермистом на манер голо­вы исполинского козла. Черная шерсть и тяжелые рога, между которыми устанавливали горя­щую свечку, были настоящими, хоть и взятыми от различных животных, а «пылающие» очи ловко имитировало светоотражающее покрытие. Да и золотая пентаг­рамма во лбу «князя тьмы» бы­ла изготовлена из анодированно­го металла по специальному зака­зу. Худо-бедно, но современность с ее неограниченными возможно­стями по части научно-техни­ческих новинок тоже сумела внес­ти посильный вклад в исконные ритуалы средневековья. Никуда не денешься атомный век, прог­ресс. Но так и хочется спросить словами поэта «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?…» Воистину есть нечто обескуражи­вающее в той исторической тра­ектории, которую, пронзив вре­мена и пространства, описала ма­гия, возвратившись, в конце концов на круги своя. Не претерпев существенной эволюции, ничего не забыв и соответственно ничему не научившись, она вновь утвер­дилась в качестве необходимого и вполне респектабельного эле­мента бытия в сознании совре­менного европейца или американца.

Как? Отчего? Почему? Трудно, а то и вовсе невозможно дать однозначный, исчерпывающий ответ. Без анализа духовной ат­мосферы, без зондирования потаенных глубин человеческих стра­хов и вожделений, вне политичес­кой ауры и бытовых неурядиц мы едва ли сумеем приблизиться к отгадке. Девальвация тради­ционных верований и «жажда странная святынь, которых нет», духовный вакуум и эрозия тра­диционных институтов морали — все это необходимые составляю­щие того идейного хаоса, кото­рый пробудил ныне темные атавистические устремления. Разу­меется, только этим одним не ог­раничиваются предпосылки сатанистского путча, посредством которого на пустующем Олимпе был утвержден железный трон Люцифера. И все же основная причина кроется именно в безду­ховности, в утрате элементарных общечеловеческих моральных норм и духовных ценностей. «Церковь Сатаны», «Сатанинская библия», «Черная месса», «Леги­он дьявола», «Оргия крово­пийц» — это не только заголовки бульварных романов и названия леденящих кровь киноподелок. И книги и фильмы — «тезки» об­ществ и организаций, насчитыва­ющих ныне в странах капита­листического мира десятки мил­лионов приверженцев. Параллельно, вернее, соосно с культом мирового зла смыкают многовековые орбиты черная и белая магия, астрология, хиро­мантия, спиритизм, алхимия, колдовство, заговоры, нумерология, некромантия и прочие виды гаданий. Люди вновь верят в связь с загробным миром и вампиризм, прибегают в трудных случаях к каббале и тароту, жадно ищут хотя бы тень того, кому можно — нет, не продать, а просто вручить, причем часто с приплатой, свою бессмертную Душу.

Словно и впрямь вернулось средневековье   со   всеми   его   аксесуарами,   словно  магическая  рука    стерла    совокупную    память человечества,     предоставив     ей пылиться  на  полках библиотек. Впрочем,   если   средневековье и накрыло   черной   вуалью   города современного Запада, то возврат его крайне своеобразен. Сегодня никому   не   угрожает   костер   за «связь   с   дьяволом»,   а   занятия герметизмом   не   только   вполне допустимы, но и приносят весьма ощутимый   доход,   никак,   правда,     не     связанный     с     тайной алхимического    золота.    Больше того,   человек,   открыто   отрицающий всю эту чудовищную вакханалию, порой рискует прослыть чуть ли  не  обскурантом,  ретроградом. Так что полемика с вампиристами    или    тарелкоманами требует     известного     мужества. «Поклонники дьявола» не прощают  отступничества,   как  некогда не   прощали   его   последователи пророков   всеобщего   братства   и любви  Симптоматичные измене­ния претерпел и образ теурга — чернокнижника,        некроманта, епископа «черной церкви». Ны­не это, как правило, отнюдь не знаток наук (хотя бы и «тай­ных»), но наглый, невежествен­ный шарлатан, компенсирующий нехватку эрудиции агрессив­ностью и непомерным апломбом. Да и зачем ему эта самая эруди­ция, если невежественная (опять-таки в «тайных» науках) толпа, куда более не просвещенная в сих материях по сравнению со средневековой, все принимает на веру. Она жаждет быть одура­ченной. Да и сами «тайные» на­уки, хоть и по-прежнему име­нуются «оккультными», «гер­метическими», «эзотерическими» и пр., давным-давно продали за звонкую монету свою «вы­сшую секретность». Курс магии или астрологии, самоучитель хиромантии или наставление для начинающего алхимика мож­но приобрести в любой книжной лавке. Два-три доллара за том в мягкой обложке. Да и весь мистический реквизит — от хру­стального шара и полной колоды эзотерического тарота до черных свечей и планшеток для связи с потусторонним миром — будет предложен жаждущему в соот­ветствующем магазине, иногда детском. При желании можно приобрести сложную радиотех­ническую аппаратуру для записи посланий умерших, пульт для экстрасенсорных испытаний и т. п. Так что связь с дьяволом устанавливается ныне совершен­но открыто: на виду у просвещен­ного общества, в кругу семьи. Тем более что по телевидению можно увидеть не только репор­таж из очередной колдовской пещеры, но и прослушать урок чародейства, который дает, ска­жем, «великая жрица» Сибил Ли, популярная в США телезвез­да. Подобное смешение бытовиз­ма и мистики, чародейства и ультрамодных новинок техники не­редко ставит неподготовленного человека в тупик. Тем более что сатанистская церковь и ее оглу­шенная паства являют порой дей­ства, достойные психиатрическо­го заведения. Причем жаждущая рекламы «самодеятельность» всевозможных сект и кружков, по­рой преступная, протекает, как уже говорилось, не только на виду у всех, но и на фоне шум­ного, невиданного успеха сатанистских романов и колдовских фильмов.

На первый взгляд может пока­заться, что подобные гримасы общественного сознания совершенно необъяснимы, почти ир­рациональны, но стоит провести исторический экскурс и сопоста­вить между собой явления, быто­вавшие на переломах самых раз­личных эпох, как сразу прояс­няется и подоплека очередного феномена, порожденного кризис­ными ситуациями, от которых не перестает и, увы, никогда не пере­станет страдать людское сооб­щество. Богатую пищу для раз­мышлений о путях и капризах «контркультуры» дает и сравне­ние ритуалов всевозможных сект, лож и «каверн» — как давно ка­нувших в Лету, так и самых сов­ременных, но черпающих убогое вдохновение и обветшалый рек­визит из одних и тех же мутных источников. Вот почему в нашем повествовании будут постоянно пересекаться две временные ли­нии. Одна, идущая из глубокой древности, позволит очертить происхождение и саму сущность «тайных» дисциплин, другая — современная — поможет постичь беспрецедентный парадокс совре­менного сознания, воскресив­шего им же похороненные и проклятые тени. Это явится свое­образной перекличкой между средневековьем историческим и, скажем условно, «парадоксаль­ным», противоестественно транс­плантированным в миросозерца­ние и культуру нашего ракетно-космического века. «Интерес к оккультизму,— отме­чалось в конце семидесятых го­дов в американском еженедель­нике «Ньюсуик»,— в течение десятилетий не выходивший за пределы крайне ограниченного круга избранных, внезапно прев­ратился в поистине массовое яв­ление».

Так ли уж внезапно? — возникает законный вопрос. Еще в середи­не прошлого века богатеющая американская буржуазия пред­приняла отнюдь не безуспешную попытку пересадить на девствен­ную почву Нового Света «мно­жество средневековых традиций, религию, английское обычное (феодальное) право, суеверие, спиритизм,— словом, всю эту че­пуху, которая непосредственно не мешала коммерческим делам, а сейчас весьма пригодна для оглупления масс»*)). Щедро посе­янные зубы дракона дали обиль­ные всходы.

 

*))  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 36. С. 490.

 

Магия во всем комплексе состав­ляющих ее «тайных» наук не только игрушка пресыщенных умов. Она и сегодня, как и во времена Варфоломеевской ночи, остается орудием политической борьбы, бережно сохраняемым в арсеналах самой крайней реак­ции.

Если проследить резонансные пи­ки оккультизма, то они неизбеж­но совпадут с активизацией край­не правых сил. Так было в Герма­нии перед захватом нацистами власти, так было в России после поражения революции 1905— 1907 годов, когда с необычайной быстротой распространилась, по определению В.И. Ленина, «мода на мистицизм»*)).

 

*))  Ленин В.И. ПСС. Т. 20. С. 87.

 

В книге «Утро магов» Луи Повеля и Жака Бержье с характерной для обскурантизма эклектикой и неразборчивостью были изло­жены принципы «фантастическо­го реализма», ведущего к «воз­рождению» якобы задавленной рационализмом творческой энер­гии человечества. Рядясь в одеж­ды отчаянных реформистов, поч­ти революционеров, авторы пы­тались уверить своего читателя, что причины всех нынешних бед и неурядиц следует искать в не­давнем прошлом. Обвинив науку в том, что она-де наложила запрет на фантазию, они обрушились на современные духовные ценности, которые якобы заставляют человечество тащиться в хвосте прогресса, устремившегося во вселенский простор.  «Мост между эпохой мушкетов и эпохой ракет еще не построен!» — патетически восклицали Бержье и Повель, ниспровергая сами основы знания, позволившего человечеству выйти в космос.

Нетрудно  представить  себе, каким рисовался этот немыслимый «мост» людям, приписавшим алхимикам   и   розенкрейцерам открытие    ядерных    превращений достойно     увенчавшее,     кстати сказать,   усилия   столь   хулимой ими  науки).   Случайные   «озарения» и интуитивные догадки герметистов-алхимиков,     составителей  гороскопов,   натуропатов не заслонят в нашей памяти костры аутодафе,    колеса    и    виселицы, кровавые    религиозные     войны. «Век    мушкета»    ознаменовался вакханалией   нетерпимости,    повальным     увлечением     черной магией   и  некромантией.   С   легкой руки Екатерины Медичи, например,     возродились     гадания по     внутренностям     животных, ее алхимики соперничали между собой в изобретении изощренных отрав,   прорицатели,   распластав на  окровавленных  столах  человечьи мозги,  толковали  на свой лад прихотливые рисунки  извилин. А в эпоху  «короля мушкетеров»   Людовика   Тринадцатого имел    место   позорный    процесс Урбена   Грандье,   обвиненного   в сношениях с дьяволом.

Повелю и Бержье, усмотревшим современное «пробуждение духа» даже в оккультных  изысканиях нацистских фюреров, нельзя от­казать   в   некотором   прогности­ческом даре.  «Мостом», который грезился им в шестидесятые го­ды,   явился   заурядный   средне­вековый     шабаш,     захвативший в   свой   вихрь   часть   травмиро­ванной термоядерным безумием, вконец изверившейся и замордованной безработицей западной молодежи.

Атака на разум, на позитивное знание, начатая с вылазки под флагом «фантастического реа­лизма», обрела ныне масштабы тотального наступления. Под прицелом находится теперь не только позитивный багаж XIX столетия с его мнимыми прегре­шениями против свободной мыс­ли и не только марксизм, о ко­торый обломало свои копья не одно поколение ретроградов. Нет, нынешние апологеты вар­варства готовы сбросить со счетов все века, отделившие эпоху ракет от эпохи ведьм. Они готовы идти по пути прогресса не далее схо­ластики, прозябающей в мона­стырских кельях, не далее кресть­янского серпа и цехового знамени. Их буквально завораживает звон рыцарских лат, гипнотизирует небо, не омраченное дымом за­водских труб, зазывает на язы­ческие игрища буйная сила пер­возданной земли, начисто сво­бодной от всяких экологических проблем, а если чем и попахи­вающей, то только навозом. О голоде, чуме и крестьянских вос­станиях при этом, конечно, не вспоминают. Огонь ведется сразу по двум целям: разуму, рацио­нальному мышлению как таково­му и рабочему классу, коему задним числом не позволяют да­же выйти на историческую арену, ибо от него якобы и проистекает вся грядущая скверна. Во всем этом есть своя логика — разру­шительная, можно сказать, оккультно-фашистская. Во всяком случае, в основе ее лежит полней­шее презрение к реальности. «Не нужно полагать человечес­кому уму какие бы то ни было границы»,— писал Рене Декарт, чье «Рассуждение о методе» про­звучало погребальным колоколом всяческому вздору, измышленно­му замшелыми фанатиками. Можно, наверное, усмотреть изощрен­ную насмешку судьбы в том, что именно на родине энциклопе­дистов и вольнодумцев появилось сочинение, впрямую атакующее непревзойденный трактат вели­кого мыслителя. Но судьба здесь ни при чем. Людям свойственно самим выбирать себе духовных наставников. Одни с благогове­нием и признательностью обра­щают свой взор к гуманистам и реформаторам, других неодолимо влечет к погромщикам и всячес­ким изуверам.

О своей преданности идеалам самой крайней реакции деклара­тивно заявил весьма известный историк, член Французской ака­демии Робер Арон. Название, которое «бессмертный», как именуют во Франции академиков, избрал для своего труда, под­черкнуто тенденциозно — «Рассуждения против метода». Впро­чем, «рассуждений» в памфлете не встретишь. Рассуждения под­разумевают рассудок, а именно против него с патологической не­навистью ополчился Арон. Он поносит Декарта за то, что тот разработал «тоталитарную кон­цепцию разума». А коль скоро операции разума совпадают с ре­альными законами мира, Декарт предстает интеллектуальным ти­раном, «стандартизировавшим способности человеческого духа» и «раздробившим человеческую душу». Это он, по мысли Арона, убил вдохновение и выхолостил поэтическую тайну, «избавив че­ловека от всякого творческого усилия». Аргументы Арона заве­домо лживы, но это ничуть не смущает автора «контррассуж­дений».

«Читая эту книгу, трудно пове­рить,— отмечал в «Литератур­ной газете» журналист Лев Токарев,— что она издана в послед­ней четверти XX века,— так си­лен в ней затхлый дух средневе­кового мракобесия и навсегда похороненной   Декартом   схола­стики».

Да, поверить трудно, если читать в тиши кабинета с зашторенными окнами, абстрагируясь от колдов­ской вакханалии, сотрясающей индустриальный Запад. Но в том-то и суть, что тяга к мистике, к сатанизму не изолированное яв­ление, не случайно проклюнув­шийся больной побег перегнив­шего корневища. Как' показала история, реакция имеет обыкно­вение контратаковать на всех фронтах сразу. Не случайно же с неостывшей страстью ухвати­лись вдруг за Нострадамуса. Не только по причинам, обусловлен­ным модой и конъюнктурой, как грибы начали появляться филь­мы, романы и пьесы на темы дьяволизма и оборотничества. Очевидно, пионеры этого движе­ния ощутили некий толчок (что­бы не сказать — социальный за­каз) и сами дали направление моде, сами обусловили бум по части спроса и предложения. А такой бум налицо. В одной только Италии выходит около двадцати оккультных журналов, большей частью нацеленных почему-то на мертвецов-кровососов, о чем свидетельствуют названия: «Дракула», «Вампир», «Вампиресса» и даже «Вампириссимо». Можно ли рассматривать это яв­ление в отрыве, скажем, от крова­вых оргий террористов из «Крас­ных бригад» и «Первой линии»? От очередного пароксизма воен­ной истерии или ощущения неиз­бежной экологической катастрофы? «В случае атомной войны бомба будет сброшена на большие го­рода — Лион, Марсель, Париж... Те, кто спрячется в противоатом­ных убежищах, выйдут на по­верхность, когда огромные орды пройдут над их головами и рус­ские убьют все, что только можно убить. Затем уцелевшие жители городов плотными рядами, слов­но обезумевшее стадо, бросятся в деревни. Они умрут на дороге так   как    не    смогут    возродить жизнь, создав островки «а-ля Робинзон Крузо»...  И спустя некоторое время, если больше не останется жратвы, съедят самого маленького члена семьи!» Этот бред взят не из очередного «романа ужасов»,  а из репортажа    преуспевающего    фотографа Мартена «Французы, которых безумно    пугает    угроза     войны опубликованного    в    парижском еженедельнике    «Нувель   литтеpep» в ноябре 1981 года. «Разум   заставляют   молчать», с   горечью   признается   профессор М. Маскино в статье «Сумерки   разума»,   опубликованной во французском ежемесячнике «Moнд дипломатик»       «Отказаться     от требований    разума,— развивает он свою мысль далее,— это значит стелить постель варварству… Ибо    не    безнаказанно    пробуждают  чудовищ,  которые  подсознательно дремлют в людях: когда химеры     завладевают     находящейся    в    исступлении    толпой они убивают».

Мы  вскоре увидим,  на  что  способны такие химеры!

«Я мыслю, следовательно, существую»,— с гордостью за человеческий  род  говорил  Декарт.   «Я мыслю, следовательно, не существую»,— тщится опровергнуть великую аксиому одержимый манией величия  пигмей.  Что можно однако,   противопоставить   классической ясности и величественной   простоте   декартовых   аргументов,    облеченных    в    безукоризненную литературную форму? Словно пароль погромщиков, вышедших с кистенем на большую дорогу, передается из уст в уста брань  ниспровергателей  разума. Как    поразительно    сходны    их категорические утверждения,  не подкрепленные     даже     самыми примитивными аргументами! И   как   жалки   тщетные   потуги взорвать самые основы современного знания, чтобы ниспроверг­нуть квантовую механику и теорию относительности, или же вновь, как во времена «третьего рейха», ошельмовать великих создателей современной картины мира. Магизму тесно в реальной Вселенной, он тщится воспарить над временем и пространством на перепончатых крыльях не­топыря.

Смехотворные претензии, бес­смысленные попытки, ибо «чело­век и природа существуют только во времени и пространстве, су­щества же вне времени и пространства, созданные поповщиной и поддерживаемые воображе­нием невежественной и забитой массы человечества, суть боль­ная фантазия, выверты философ­ского идеализма, негодный про­дукт негодного общественного строя»*)).

 

*))  Ленин В.И.  ПСС.  Т. 18.  С.   192—193.

 

Но если нельзя, даже с помощью заклинаний, изменить законы природы, то почему бы не попы­таться заставить человека ра­зувериться в них? «Мы не можем изменить мир разумом»,— декларирует фран­цузский романист и социолог Жан Дювиньо, оставив нас в неведении насчет того, как и чем он пытался изменить мир, прежде чем окончательно разу­вериться в высшем, если не един­ственном достоянии человека. «Традиционный рационализм больше не удовлетворяет»,— вто­рит ему проповедник мистики и спиритуализма Марк де Шмедт, словно ему известен какой-то иной, «нетрадиционный» рацио­нализм. «Разум должен вызвать кризис разума»,— напыщенно предвещает даже вполне респек­табельный социолог Эдгар Морэн.

Что же можно противопоставить разуму? Чем заполнить вакуум, оставленный всесокрушающим костром, куда полетит наше ты­сячелетнее прошлое, наш сегодняшний день, мы сами? Следуя формальному методу нынешних ниспровергателей и прибегнув к отрицанию «не», мы получим «неразум», а следова­тельно — безумие. Именно за это ратует американский лите­ратуровед Шощана Фелман. «Вся эпоха осознает себя некой точкой внутри безумия»,— утверждает она в книге «Безумие и литература». Не довольствуясь тем, сколь противоестествен сим­биоз культуры и сумасшествия, якобы «освящающих» друг дру­га, она заклинает окончатель­но шизофренировать общество и превратить искусство слова в поле действия иррациональ­ного.

Что ж, даже в горячечном бреду порой выкрикивают понятные фразы. Приходится признать, что и среди беспросветной мер­зости встречаются примечатель­ные находки. Слово «шизофре­нировать» — точное слово, ибо нет и не может быть иной аль­тернативы рассудку. Есть некая отрада в том, что подобное «от­крытие», которое так и проси­лось на язык, совершили сами ожесточенные ниспровергатели, а не защитники разумного нача­ла в существе, именуемом Гомо сапиенс. Как ни странно, но сло­во истины прозвучало из шизофренированного лагеря. Но «истина» — есть некое произ­водное от понятия «разум», поэ­тому нет особых надежд на то, что одержимые буйным безуми­ем прислушаются к поставлен­ному диагнозу. Если использо­вать выражение Паскаля насчет «мыслящего тростника», то есть человеческого разума, то лишен­ный этого бессмертного начала человек должен обратиться в простую траву, которую рано или поздно сожрут животные или испепелит огонь.

 

ПОМРАЧЕНИЕ

 

Пусть будет прихоть нечиста

Или невинна,

Порок иль скромная мечта,—

Мне все едино.

Я воплощу любой твой бред.

Скажи,   в   чем   дело?

— О   дьявол,— я   ему   в   ответ,—

Все надоело!

Поль Верлен,

«Разочарование»

 

НЫНЕ НА ЗАПАДЕ вновь сде­лался необычайно модным «эзо­терический тарот», от которого пошло заурядное гадание на кар­тах. Считается, что он был создан испанскими оккультистами XIII века, вложившими в 78 карт целую символическую систему, которая вобрала герметические откровения гностиков, неоплато­ников, катаров и каббалистов. Известно, по крайней мере, что великолепная и чрезвычайно дорогая колода была подаре­на в XIV веке французскому королю Карлу Шестому. Особое значение в тароте придается двадцати двум старшим арка­нам (таинствам), символизиру­ющим разные стороны бытия: болезнь, смерть, войну, борь­бу, силу, мощь и религию. Каж­дая карта имеет свое название и знак, обнимая сразу три плана: символический, цифровой и астрологический.

Лишь один номер — 21 — поче­му-то пропускается. Во всяком случае, он не указан на кар­те, изображающей безумца. Ис­панский эзотерический тарот так расшифровывает ее зна­чение. «Безумие, неспособность размышлять, экстравагантность, глупость, смешные поступки, фривольность, полная заброшенность». Добавив сюда еще одно слово — преступление, мы полу­чим исчерпывающую характе­ристику современного колдов­ства.

Я думаю, нелишне будет начать со сведений общестатистического характера, существенно дополня­ющих уже знакомый нам духов­ный разброд с его обескуражива­ющими всплесками и провалами Вернее, чудовищную вакханалию в стиле Брейгеля, когда сбитая с толку, зачастую деклассирован­ная толпа готова идти за любым обманщиком, объявившим себя богом или дьяволом, а буржуаз­ная элита охотно раскрывает кошельки перед первым попавшим­ся проходимцем, претендующим на оккультное знание, будь то духовидение, связь с загробным миром или же самое примитивное гадание на бобах и кофейной гуще.

Очевидно, настоящее представ­ляется настолько бесперспектив­ным и нестерпимым, что любая потусторонняя весть, даже если от нее попахивает адской се­рой, мнится знамением скорых и, естественно, отрадных пере­мен.

Иначе просто невозможно истол­ковать приводимые ниже цифры и факты.

В США, например, каждую не­делю возникает новая религиоз­ная секта.

Во всем мире один зарубежный исследователь насчитал 2639 христианских сект. Всего за 20 лет объявилось десять Христосов! Так, знахарь Жорж Ру из французского городка Монфавэ, добив­шийся некоторого успеха на ниве исцеления, объявил себя Христом еще в октябре 1950 года. Ему удалось убедить в этом более 5 тысяч фанатиков. Обосновы­вая свои претензии на божествен­ность, Жорж Ру, ничтоже сумняшеся, писал: «Я сам господь бог, поскольку я есмь воздух, вода и свет». Издаваемая им газета носила название «Мессадор», то есть «Золотой мессия». Против Жоржа Ру были возбуж­дены судебные процессы в связи со смертью многих детей, оставленных без медицинской помощи.

Вот некоторые из более поздних «богов»: французы Эрнест Тируэн и Эмиль Дофин, немцы Оскар Бернхардт и Йозеф Вайсенберг, швейцарец Эмиль Зендер, который называет себя не иначе как «Иисус Саваоф-Иегова», япо­нец Онисобро Дегуци. Надо ду­мать, не сегодня завтра объявят­ся новые.

Один из «богов», правда уже не христианских, «Кришна-Вента» (настоящее имя Франсис Пентович), кончил весьма плохо. Раз­гневанные беспутством своего «бога», ученики взорвали его на главной квартире секты. Во Франции около миллиона при­верженцев спиритизма. В Париже находятся две ос­новные ассоциации спиритов: «Спиритский союз Франции» и «Дом спиритов». Издаются книги и брошюры, газета «Загробная жизнь».

На 30 тысяч французских врачей приходится 40 тысяч знахарей и на несколько сотен астрономов — 50 тысяч астрологов, гадалок и прочих предсказательниц судеб и т.п.

В Париже имеется 3700 кабинетов ясновидящих (только состоящих на учете), в которых даются пред­сказания за любую цену: от нес­кольких сантимов до нескольких тысяч франков.

Выходят три астрологических издания.

Опрос, проведенный француз­ским институтом общественно­го мнения, показал следующее: 58 процентов опрошенных зна­ют свой астрологический знак, 53 процента читают гороскоп в прессе. Из 100 человек 43 считают астролога ученым. 37 процентов полагают, что их характер пол­ностью соответствует знаку, под которым они родились, 23 процен­та утверждают, что предсказа­ния, читаемые ими в гороскопе дня, «сбываются поразитель­ным образом».

В международном конгрессе спи­ритов в Лондоне приняли уча­стие 20 стран. Председательство­вал на конгрессе маршал британ­ских военно-воздушных сил сэр Хью Даулинг. В 1940 году Хью Даулинг командовал военно-воз­душными силами Великобрита­нии. Он был свидетелем гибели многих своих летчиков, а теперь, удалившись в свой замок, вызы­вает там духов погибших героев. 65 процентов крестьян Люнебургской пустоши (ФРГ) верят в суще­ствование ведьм, а уголовная полиция Фридрихсхафена утвер­ждает даже, что 95 процентов сельских жителей в районе Бо­денского озера верят в привиде­ния. Опрос среди школьников округов Файхинген, Крайлсхайм, Равенсбург, Бэблинген, Эсслинген, Ландсберг и Ульм показал: каждый седьмой мальчик и каж­дая пятая девочка принимали басни о ведьмах за чистую монету.

Удивляться тут, собственно, не­чему. Поистине, нет ничего не­возможного, коли массовым сознанием овладевает вязкая мис­тическая волна. И если вам вдруг вздумалось отправить письмо своему родственнику или другу, которого уже давно нет в живых, то достаточно обратиться в лос-анджелесскую фирму, возглавля­емую неким Г. Габором, и ваше желание будет исполнено. Фирма Габора предлагает написать текст послания на специальном бланке и торжественно заверяет, что оно будет отправлено на «тот свет» с кем-нибудь из тяжелобольных, чьи дни уже сочтены. Как уверяет Габор, сам он нисколько не сом­невается в том, что такой вид доставки полностью гарантирует получение письма «адресатом». Судя по всему, пишет лиссабон­ская «Диариу ди нотисиаш», есть и такие, кто разделяет его уверен­ность. Иначе чем можно объяс­нить, что дела фирмы идут ус­пешно? Ведь стоимость послания на «тот свет» колеблется в зави­симости от количества слов и... скорости доставки от 40 до 100 долларов.

В Юго-Восточной Азии мне при­ходилось наблюдать погребаль­ные церемонии, когда священно­служители буддистско-даосистского толка сжигали ритуальные деньги, нарезанные из специальной   бумаги.    Согласно   древним верованиям,   считалось,   что на том свете дым обратится в настоящее золото, которое весьма пригодится    дорогому    усопшему в  его  посмертных  странствиях. В  принципе   предприимчивый  мистер Габор ловко эксплуатирует ту же самую идею, коренящуюся, как мы увидим далее,  на принципе    всеобщей     симпатической связи. За исключением незначительной   на   первый   взгляд, но весьма    существенной    разницы. Наживая   вместо    «ритуальных» посланий  вполне  реальные долларовые     бумажки,     почтенный предприниматель   явно   предпочитает вечности преходящие блага здешнего,    такого    суетного мира.   Изобретенный   им  метод отправки писем, кстати  сказать, тоже не слишком оригинален и явно заимствован из популярного рассказа английского писателя Питера Битла «Милости просим леди Смерть!».

«Если не ошибаюсь, у моего парикмахера болен ребенок... Похоже, он потерял всякую надежду, — желая заполучить страшную гостью на светский прием, делает открытие Флора Heвилл, бессердечная героиня рассказа. -  Пошлю-ка я за ним и передам ему приглашение, и он в свою очередь вручит его Смерти, когда наш адресат явится за его отпрыском. Надо признаться, так не принято, но иного выхода вижу».

Пересылкой денег в потусторонний мир и перепиской с мертвыми услуги трансцендентальной связи не ограничиваются. Существует еще и «адская почта». Верховная жрица сатанистской секты в Нью-Джерси Лилит Гротто, в миру манекенщица Синклер, после того, как сгорел ее дом со всем имуществом, решила войти в  непосредственный контакт с Люцифером. Написав соответствующее письмо, в котором содержа­лась вполне аргументированная просьба о вспомоществовании, она сожгла его на острие меча, препроводив тем самым в геенну огненную. Или, пожалуй, умест­нее прибегнуть к терминологии Воланда из «Мастера и Маргари­ты» М. Булгакова — в «другое ведомство».

Просматривая подборку вырезок, посвященных современному кол­довству, я менее всего интересо­вался спиритическими газетен­ками и оккультными журналами, вроде издающегося в Далласе ежеквартальника «Нью Брум» («Новая метла»), приуроченного специально к колдовским фести­валям. При всем желании в них нельзя обнаружить ничего существенно нового по сравне­нию с издававшимися в доре­волюционной России «Изидой», «Ребусом» и совершенно беспар­донным листком, названным не без юмора «Оттуда». Нет, меня интересовало более объективное зеркало общественного мнения, реакция людей здравомыслящих и достойных доверия. Поэтому я, прежде всего, обратил внимание на такие солидные газеты, как «Тайме» и «Дейли миррор», «Лос-Анджелес тайме» и «Крисчен сайенс монитор», просмотрел издания аналогичного типа, вы­ходящие в Австралии, Бразилии, ФРГ и ряде других стран. И вот какая получилась картина, какой причудливый сложился коллаж.

«Я не представлял себе, что такое волшебство, пока мне однажды не позвонили по телефону» — таки­ми словами начинает свой сенса­ционный репортаж о колдовской церемонии в Бруклине корреспон­дент лондонской «Тайме» Питер Стрэффорд. Право, чтобы описать пляску нудистов в магическом круге, ему не нужно было пересе­кать океан. В Англии, претен­дующей на сомнительную славу родины современного волшебст­ва, более чем достаточно доморо­щенных чародеев. Недаром «Дейли телеграф мэгэзин» необыкно­венно важному сообщению о «майском служении друидов» — оказывается, они вовсе не вы­мерли сотни лет тому назад! — дал исключительно броский за­головок— «Неоспоримое явное волшебство». Дескать, знай на­ших!

Пойдем, однако, дальше. В сдер­жанных тонах американские газеты сообщают о создании в Чикаго группы, именующей себя «Языческий путь». И хотя в корреспонденциях проскальзы­вают явно критические нотки насчет белой магии и «дурно понятого язычества», эффект­ные фотографии «верховной жри­цы» Донны Коли и «верховного жреца» Германа Индерли делают свое дело.

Не прошло мимо бдительного ока прессы и такое событие, как открытие в Лонг-Айленде супру­гами Раймондом и Розмари Бакленд колдовского музея, подоб­ного знаменитому учреждению на британском острове Мэн. На видном месте было помещено ин­тервью с миссис Лик, она же Луиза Хюбнер, «официально вы­бранной верховной чародейкой графства Лос-Анджелес», кол­дуньей в шестом поколении и популярной звездой телеэкрана. Чуть ниже — выделенное рамкой объявление некой Элоизы Стрикленд, открывшей в Сан-Фран­циско магазин волшебства. Сколько подобных объявлений, сколько тщательно отретуширо­ванных портретов импозантных «жриц» и свирепого вида «жре­цов» с сальным взглядом и чувственными губами! Вот пози­рует в сапогах, джинсах и венке из диких цветов леди Джудит — предводительница сан-францисских знахарок, вот магнетизи­рует зрителя чуточку косая, но все равно дьявольски прекрасная «великая жрица» Лондона Мексин Морис, а вот Сибил Ли — весьма дородная, в серьгах и перстнях, пожилая дама, создав­шая процветающую империю оккультного бизнеса Быстрые, все примечающие глаза и добро­душно-циничная улыбка преу­спевающей торговки. В отличие от товарок по ремеслу, миссис Ансворт предпочитает позировать обнаженной, с атрибу­тами «Искусства» (магия часто называется так, причем всегда с большой буквы) в руках: мечом, чашей, проломленным черепом. Иногда, может быть ради ориги­нальности, она привлекает шести­летнюю дочь Адриану, видимо будущую волшебницу, которая, судя по всему, ничуть не страшится человечьих костей. Так плетется паутина колдов­ской рекламы, опутывая и раст­левая подрастающее поколение «Чародейка в шестом поколе­нии», «наследница знаменитой династии магов», «одиннадцатая великая жрица» — это не всегда пустые слова. Оккультизм цепля­ется за традиции, бредит непре­рывной эстафетой хранителей таинств.

На журнальном снимке — обыч­ная бензоколонка, украшенная в целях рекламы завлекательной вывеской «Салем» Есть и дам­ские сигареты с таким названием Новый Свет тоже может похва­статься кое-какими традициями. Пусть Америка не знала ни своего Мерлина, ни святой инквизиции, но и салемские колдуньи *)) кое-чего стоят!

 

*)) Процесс о колдовстве состоявшийся в 1691— 1692 годах в г Салеме (штат Массачусетс) по которому было осуждено свыше ста человек

 

Или сегодняшние «рыцари» ку-клукс-клана: те же страшные балахоны с прорезями для глаз, пылающие кресты. Да и главарь, фюрер этой террористической банды, именуется не как-нибудь, а «имперским магом»! В подчинении у него находятся     «драконы», «циклопы», «гидры»,  «ужасы» — полный, в стиле   Романа   Поланского,   голливудский    набор.    Откровенная уголовщина    теперь   любит рядиться   в   живописные   одежды.  Газеты     ФРГ    с     негодованием, надо   отдать  им   справедливость, сообщили о группе молодых людей,    убивших    в    парке    оленя.  Казалось   бы,   досадный,   но ничем    особо    не    примечательный случай.    Разве   что   характерной подробностью    браконьеры  остались   на   месте   преступления и, сбросив одежды, принялись пить кровь.   Что  это:   неуместная выходка? дерзкая шалость?  циничное    хулиганство?    Ответ: все вместе  взятое,  плюс  колдовство. «Мы     совершили     ритуальное жертвоприношение»,— не без самолюбования    признались задержанные на допросе в полиции. Боннская  Фемида была  в растерянности, хотя и недолго. Ну, раз «ритуальное»,   значит,   и   взятки гладки — нет злостного браконьерства и соответственно крупного штрафа в несколько тысяч марок. Однако события последнего десятилетия   научили    относиться к «играм»   с   кровопитием   и осквернением   могил  с  надлежащей серьезностью.

Во время колдовского посвящения молодыми англичанами Мириам Хиндли и Еном Бреди была убита маленькая девочка. «Темнота и ужас окружают обстоятельства преступления» - так прокомментировал присланный на место происшествия полицейский репортер.

Я не знаю, что дало расследование, но биографические штрихи «героев» показались мне весьма примечательными. Хиндли и Бреди были фотографами, работавшими на индустрию стриптиза, причем, как отмечается в репортаже, «интересовались преимущественно болезненной тематикой». Возьмем на за­метку эту подробность, ибо она нам еще пригодится.

Пока же я приведу лишь один выхваченный из бумажного во­роха заголовок — «Привлекательная мисс Мэй оказалась кол­дуньей». Я взглянул на фото­графию и вспомнил, что встре­чал «привлекательную мисс Мэй» на страницах «Плейбоя». Однаж­ды ей был посвящен даже целый разворот. Проделав нехитрую, но достаточно кропотливую изы­скательскую работу, я вскоре выяснил, что путь от «звезды стриптиза» к волшебной короне, который она проделала за два года, отнюдь не является ред­костью. На то есть, помимо всего прочего, одна существенная при­чина, о чем будет сказано нес­колько позже.

Пока же, прощаясь ненадолго с туманным Альбионом, бегло перелистаем страницы газет, лишь слегка задержав внимание на заголовках и «лицах»: «Эзо­терические церемонии они на­зывают «Черным Искусством», «Можно ли убить человека кол­довством?», «Возможно ли это в Британии семидесятых годов?», «Жертвы современного колдов­ства»...

Газеты не лгут: есть жертвы, есть трупы и есть мрачные колдов­ские церемонии. Но за живопи­санием всех этих типично сред­невековых ужасов, всего этого шизофренического бреда как-то утекает в песок главное: ноже­вые и огнестрельные раны нано­сят все-таки не духи, не вызван­ные таинственными заклинания­ми демоны, а совершенно конк­ретные и юридически подсудные лица, которых отправляют впо­следствии либо за решетку, либо в психиатрическую больницу. И это настораживает. Когда речь заходит об уголовном преступле­нии, то в центре все-таки должен находиться преступник и обстоя­тельства — подчеркиваю, а не антураж преступления, каким бы экзотическим он ни был. Иначе утрачиваются элементарные пра­вовые критерии и на очевидную мерзость набрасывается эдакий потусторонний флер. Это всегда на руку потенциальным убийцам. Ведь если действовал сам дья­вол во плоти, то можно ли хоть что-нибудь спрашивать с его прислужников, слепых орудий адского провидения? В том же, что общество хотят уверить в реальности темных сил, сомне­ваться, к сожалению, не прихо­дится. Приглашенный в Англию «эксперт» черной магии, «кон­сультант» (вспомнил, как отреко­мендовался на Патриарших пру­дах мессир Воланд!), наделенный дипломами и академическими званиями, некто Рассел Робине, со всей определенностью заявил в «Дейли миррор»: «Конечно, мы считаем волшебство реаль­ностью».

Что ж, как ни прискорбно, но в известной степени он прав. Колдовские шоу, радения, празднества и многомиллионный ок­культный бизнес были и остают­ся одной из составных частей капиталистической действитель­ности. Ныне эта «первая», ибо все же предшествовала продаж­ной журналистике, древнейшая профессия переживает очеред­ной бум.

Небезынтересно отметить в этой связи, что если древнейшее в Европе английское колдовство, черпающее вдохновение в дру­идизме, вынуждено прибегать к авторитету заокеанских консуль­тантов, то американские маги вовсю апеллируют к британским коллегам.

В газетном отчете о семинаре по черной магии, на который съехались в Миннеаполис более двухсот делегатов из Филадель­фии, Бостона, Детройта, Далласа, Лос-Анджелеса, Чикаго и канад­ских городов Торонто и Виннипе­га, с гордостью сообщается, что колдуны из Нового Света «нахо­дятся в постоянном контакте с английским авторитетом Дуг­ласом Баркером» Воистину, нет пророка в своем отечестве. Анг­личане цепляются за доктора Робинса, американцы — за доктора Баркера   Видимо   и  тем и другим    до    зарезу    необхомо это самое — «доктор».   Несмотря на консерватизм, присущий верованию,    невзирая    на    традиции «Черного Искусства», приходится делать реверансы и в адрес науки. Слишком  уж  велика  ее  роль в жизни современного человечества.   Да   и  беспомощность  магии, ее полное многовековое банк­ротство достаточно очевидны для непредвзятого глаза.

Итак, логика повествования ув­лекла нас на американский кон­тинент, где все без исключения мистические институты одряхлевшей Европы обрели второе существование.

Познакомимся для начала с под­боркой, грустно озаглавленной ее составителями: «И это Америка».

Самым крупным шрифтом наб­ран заголовок: «Я был околдо­ван» — и затем уже мельче: «Вести из Миннеаполиса». Далее идет рассказ агента транспортной конторы Вини, очевидца колдов­ских церемоний двух прелест­ных девиц Бетти и Клер. В центре фотографии: сам Вини между двумя чародейками и (крупным планом) преступная красотка Бетти Кихли, охотно ответившая на вопросы корреспондента.

«Бетти рассказала,— говорится в статье, — что они с Клер устра­ивают колдовские церемонии по случаю новолуния и полнолуния, где пьют из освященного в церк­ви кубка человеческую кровь». Далее идет примечание как бы от лица газеты: «Все колдуньи блон­динки и ужасно обаятельны». Лучшей рекламы и быть не мо­жет. О проституции, загримиро­ванной под «Искусство», и вымогательстве подписчик вынужден вычитывать между строк, на­бранных петитом.

Как можно назвать этот инфан­тильный лепет, эту откровенно циничную попытку сделать омер­зительное жгуче-привлекатель­ным? Растлением духа? Эрозией морали?

Не случайно редакция сочла нужным подверстать к сенса­ционной статье рекламное объяв­ление графолога Поля де Сен Коломбе. Впрочем, в науке о почерках есть кое-какие здравые поло­жения, и не ее вина в том, что оккультисты извлекают из начер­танных строк много больше того, чем в них содержится. Ведь магия использует в ритуале все: кровь, волосы, лоскуток одежды, фото­графию, обрывок письма. И это вполне закономерно, потому что питающие ее начала следует искать в древнем фетишизме, на ранней заре человечества, со­вершившего победное восхожде­ние от первобытных пещер к да­леким планетам. Оно необратимо, оно только наращивает свои удивительные витки. Но магии нет дела до автоматических теле­жек, проложивших ребристые колеи в первозданной лунной пыли, до астронавтов, ступив­ших на поверхность планеты, которой со времен Ура и Вави­лона приносились кровавые жер­твы. Такова сущность веры — будь то «белый» или же «черный» культ,— что она игнорирует лю­бую реальность. Она развивает­ся вопреки реальности, как бы парит над ней, не замечая своего неизбежного, зачастую пародий­ного вырождения.

Мы не будем более эксплуа­тировать здесь американскую тему, потому что ничего прин­ципиально нового она нам не при­несет. Тем более что о совре­менных магических церемониях рассказ еще предстоит, а так называемые «свидетели колдов­ства» на поверку оказываются полнейшими олухами, которых ничего не стоит одурачить. Как уже знакомый нам транс­портный агент Вини или пятидесятичетырехлетний владелец магазина Джек Коллинз, рас­сказавший полиции о подсмот­ренной им колдовской церемо­нии. Несмотря на то что рассказ Коллинза был напечатан под броским лозунгом: «Город начи­нает охоту за колдунами», ни­чего серьезного нынешним ну­дистам-волхвам не грозит, если, разумеется, не случится явной уголовщины. Как-никак суровые времена салемских колдуний, спешит уверить благодушная пресса, безвозвратно канули в Лету.

Но так ли уж канули? А если и «канули», то весьма своеобраз­но.

Последней женщиной, официаль­но осужденной в Германии за ведовство, была Анна Мария Швегелин из Лахена. Ее сожгли на костре в одном из баварских аббатств в самом конце XVIII сто­летия.

С того дня колдуньи фигурируют в судебных протоколах уже не как обвиняемые, а как невинно пострадавшие от дикого суеверия сограждан. И вот что интересно: праведный гнев добрых христиан обрушивается почему-то не на официально признанных чароде­ев, зарабатывающих свой хлеб «Искусством», а на совершенно непричастных к этому занятию людей. Как правило, одиноких и беззащитных.

В июне 1962 года суд присяжных старинного города Бамберга, сла­вившегося в средние века спе­циалистами по части заплечных дел, приговорил к трем годам тюрьмы Иоганна Георга Фогеля, молодого колодезных дел масте­ра, который, хватив для храб­рости шнапса в местной пивной, спалил дом шестидесятипятилетней Элизабет Хан. Под горящими развалинами погибло все имуще­ство бедной женщины, а также обе ее собаки и три курицы. Сама фрау Хан отделалась ожо­гами.

Признавшись в содеянном, Фогель с готовностью раскрыл всю подноготную.

— Эта   старуха — ведьма, — торжественно  заявил   он   под  о одобрительный ропот односельчан. -  Недаром    ее    сторонятся    люди. Живет одна, что-то вечно бормочет,  тряся головой, и,  подумать только, разговаривает со своими собаками!   Я   бы   не   тронул ее, если бы она не наслала на меня головную    боль    и    не    лишила аппетита... Почему я так уверен, что    во    всем    виновна    именно она? Да вы сами взгляните: кто же еще? Только ведьма напялит на   себя   такую   дрянную   юбку! А  чулки?!     Ведьма     и     есть…

Судьба фрау Хан не исключение. Опросы    общественного    мнения показали,   что   в   ФРГ   насчитывается по крайней мере 60 тысяч женщин,     которых     сограждане подозревают в служении дьяволу. Не позавидуешь тем, на кого пало столь страшное некогда, а ныне, казалось бы, смехотворное подозрение.

Случай,    причем    классический, возрождения    самого   дремучего изуверства имел место в деревне Берг,     близ     Вольфаха     (земля Баден-Вюртемберг).    В    крепком и процветающем хозяйстве молодого   Рунделя   с   некоторых   по стали     твориться     неприятны вещи. Сначала резко упали удои, затем   погибли   четыре   лучшие телки,   а   знаменитый   в   округ племенной бык утратил прежний энтузиазм на случках.  Сатанинские козни были налицо, и Рундель вместо того, чтобы обратиться  к  хорошему  ветеринару,   которых  в   ФРГ  более  чем  достаточно, поехал к Герману Дрееру. снискавшему     прочную     славу «скотского экзорциста»   В прош­лом     подсобный     рабочий     без образования,     Дреер     сколотил на «снятии заговоров» солидный капиталец, купил виллу с оранжереей  и  садом,   обзавелся  роскошным «мерседесом». Его профессиональная репутация среди окрестных хозяев была безуп­речной.

Выслушав убитого горем Рунделя, он сразу смекнул, что к чему, и начал действовать. Поставив на газовую конфорку кастрюлю с молоком, он схватил первый попавшийся нож и, дождавшись кипения, бросил его в клокочу­щую пену.

—  Этот клинок поразит ведьм! — Вонь     от     сбежавшего     молока придала заклинанию особую убе­дительность.— Как   только   про­бьют   к   заутрене,   надо   вылить все в отхожее место.— Он передал Рунделю спешно снятую с плиты кастрюлю.— Не забудьте только прочесть   при   этом   молитву,   и бесовские   выродки   передохнут. Доверчивый Лоренц Рундель вы­полнил  все  рекомендации  с  не­мецкой пунктуальностью, но де­ла на молочной ферме почему-то не поправились.

—  Значит,  нечистая сила  где-то совсем близко, — приехав на «ме­сто    преступления»,     определил находчивый    эксперт.— Возмож­но, у вас  в доме,  хозяин,— ска­зал    он,    угрожающе    принюхи­ваясь.   Его   блуждающий   взгляд остановился на встревоженном и слегка    обалделом     лице     фрау Рундель.— Вот     она! — торжест­вующе     выбросив     указующий перст,     расхохотался     Дреер.— В нее вселился пакостный демон! Алоизия     Рундель     стояла     ни жива ни мертва, пока коротышка колдун    прыгал    вокруг   нее    на согнутых   ногах,   совершая,   оче­видно, победный танец.

—  Будем     лечить,— будничным тоном    изрек    Дреер     посрамив Сатану.

Благодарный хозяин осенил себя крестным знамением. Недолго думая, он выгнал жену из суп­ружеской спальни, а все ее вещи побросал в оцинкованное корыто. Всем домочадцам было строго-настрого приказано бе­жать от молодой хозяйки как от чумы. Все, чего случайно касалась она, становилось не­чистым.

Потрясенная Алоизия скоро стала бояться самой себя. Она прята­лась от домочадцев, беззвучно рыдала, забившись в укромные щели. В тяжелейшем состоянии исхудавшую до последнего преде­ла женщину доставили в боль­ницу, но врачи не нашли у нее никаких органических пора­жений.

Поскольку дела в коровнике по­немногу наладились и удои повысились. Лоренц мог с чистой совестью заняться здоровьем жены. Потерпев неудачу с официальной медициной, добрый крестьянин послал за ворожеей Эмилией Реймер, которая, по ее словам, почерпнула целитель­ную мощь от самого святого Стефана. Нет нужды уточнять, что женщину, ревностно сле­дующую обычаям протестантской церкви, никому и в голову не пришло бы счесть ведьмой. Одобрив все прежние рекоменда­ции Дреера, она бодро принялась изгонять бесов. Повелев вырыть на дворе яму и разжечь там огонь, она потребовала утрен­нюю мочу «ведьмы», выплесну­ла горшок на раскаленные угли и окропила все святой водой. Затем над дымящейся ямой посадили нагую, дрожащую от страха и холода Алоизию. Ед­кий, удушливый дым заставил одержимую забиться в приступе кашля.

—  Действует,— удовлетворенно прошептала фрау Реймер.

—  Зашевелился нечистый дух,— одобрительно    усмехнулся    присутствовавший   при   сем   Дреер. Дальнейшую  инициативу   «скот­ский   экзорцист»   взял   на   себя. Начертав ореховым прутиком ма­гические    фигуры    на    теле    не­счастной    Алоизии,    впавшей    в прострацию, он написал на бума­ге нужные заклинания, сжег их, а пепел привычно, словно дело касалось коровы, подмешал к гранулам комбикорма.

— Не давать ей никакой другой еды! — преподал он последнее наставление.— Уж этого дьявол не выдержит!

Не выдержала Алоизия Рундель. Придя в себя и немного от­лежавшись, она сбежала к роди­телям, которым спустя некоторое время решилась рассказать обо всем.

Герман Дреер предстал перед равенсбургским судом, который приговорил его «за мошенническое врачевание» к восьми месяцам заключения. Отрадно сознавать, что просвещенное судопроизводство не карает ныне за волхвование и шашни с нечи­стым духом, но усмотреть в деле Дреера одно «мошенничество» могла лишь Фемида с действи­тельно завязанными глазами. И то, наверное, главную роль сыграло вынужденное признание Дреера в заведомом обмане, ина­че бы он ушел от ответст­венности, подобно Эмилии Реймер и злобному недоумку Рунделю, В изуверстве и циничном  надругательстве над человеком присяжные почему-то не усмот­рели состава преступления. Возможно, тут сказалась сила общественного мнения, показа­тельная устойчивость предрас­судков, передаваемых из поко­ления в поколение под видом народной мудрости. Не случайно же окружившая дрееровский дом толпа привер­женцев чуть не избила пред­ставителей прокуратуры, когда те в ходе предварительного следствия попытались было забрать прибитые к воротам амулеты. Пришлось суду обойтись без «вещественных доказательств», достойных витрины любого му­зея первобытной культуры.

Сколько таких рунделей и дрееров творят свое черное дел калеча и убивая людей, отравляя их души, растлевая мысли и чувства.

— Ах, как он кричал! — показали на суде родители, забившие до смерти своего страдавшего астмой ребенка. — Но ведь мы обязаны были так поступит ибо желали ему добра! Мы xoтели лишь выгнать болезнь из его тела...

«Экзорцист», прописавший в качестве лекарства кнут, не был даже вызван на судебное разбирательство.

Знахарка из Гельзенкирхен, также вдохновленная протестантским рвением на борьбу с демонами, обнаружила виновницу болезни скота на хуторе в Вестфалии. Ею оказалась жена молодого наследника имения, ибо падеж начался через несколько дней после венчания. Молодожен вместе с бравым папашей отхлестали «ведьму» кнутом и заперли в чулан. Еще не увял свадебный букет, когда бедняжка умерла от голода и побоев.

Семейные, родственные, общественные и всякие иные связи ничто перед темным вихрем ввергающим в беспросветны мрак звериных инстинктов и всепоглощающего ужаса. Человек словно теряет на время рассудок, забывает все на свете, кроме повелений заклинателя, взявшегося вывести из беды. Он не думает о том, скол горьким окажется неизбежно похмелье. Накатившая волн фанатизма не позволяет ни задуматься о будущем, ни оглянуться назад. Она несет, швыряя и крутя над мраком времени и пространства, и шипение ее нечистой пены заглушает последние шепоты раздавленной совести, вытравленной любви. Очнувшийся после содеянного внезапно прозревший безумец зачастую стремглав бросается навстречу смерти, чтобы только не остаться наедине с собой. Именно так поступил девятнад­цатилетний Хайнц Заман из Эссенроде, когда пришел в себя после зверского убийства дедуш­ки, якобы наславшего на него язву желудка. Патологоанатомическая экспертиза не нашла у Замана даже тени желудочного и всякого иного заболевания. Прозектор, делая срезы голов­ного, нормально развитого мозга, мог лишь отдаленно догадывать­ся о тайных химических сдвигах, которые вызвало в его недоступ­ных глубинах минутное помраче­ние.

Каждый человек по-своему уни­кален, но перед лицом статисти­ки обнажаются общие, типичные для круга исследуемых явлений, черты. Жертвы колдовского амока, будь то невинные или же запятнавшие себя изуверством, очень похожи друг на друга. Свидетели и соучастники, втя­нутые в этот губительный смерч, схожи между собой, как кли­нические симптомы одной и той же болезни.

В пандемии, о которой мы ведем разговор, очень часто нельзя выделить не только персонального убийцу, но и пособников преступления. Однако жертва встретится обязательно. «Выде­ляйте объекты для ненависти»,— писал Геббельс в своих «Днев­никах». Истерия изначально чре­вата кризисами, а клевета не переносит безликости. Любое отклонение от «нормы», любое взвихрение способно вызвать вы­падение кристаллов в пересы­щенном растворе. В атмосфере, отравленной суеверием, кристал­лизация начинается с оговора, с облыжного обвинения, за кото­рым следует взрыв нетерпимости. И тогда неважно, кто именно возьмет топор, как это сделал Заман, или кнут, как родители, забившие своего ребенка.

Ненависть — тоже сила, способ­ная убивать, и это хорошо знали как колдуны средневековья, так и «охотники за ведьмами» из службы святой инквизиции.

Трудно сказать, кто именно пустил слух про фрау Хубер, по­жилую одинокую женщину, вро­де Элизабет Хан, будто она знается с нечистой силой. «Со­седи»,— обычно говорят о подоб­ных случаях, пожимая плечами. Может, и соседи, хотя никто из них не поднимал на «колдунью» руку и не пускал ей «красного петуха». Они лишь перестали здороваться с подозрительной особой, а вслед за ними и весь уютный и чистенький го­родок Штетцлинг подверг ее остракизму. Только и всего. И некого винить за то, что в припадке отчаяния старуха су­нула голову в петлю. Этим она лишь подтвердила, что нет ды­ма без огня. Значит, все-таки что-то было, значит, замучила совесть...

«Ежегодно в Западной Германии слушается от 60 до 70 судебных процессов по обвинению в пре­ступлениях, связанных с суеве­риями: убийствах и поджогах, членовредительстве и истязании животных, мошенничестве и злостной клевете,— отмечает Вольфганг Карле в очерке «Охота на ведьм», опубликованном в журнале «Вохенпост» (ГДР).— И все же главные преступники — «специалисты по изгнанию ду­хов»— крайне редко привлека­ются к ответу. Если же они и попадают на скамью подсуди­мых, то суд относится к ним с исключительным снисхождением. За все время существова­ния ФРГ ни один «профессионал» такого рода не был осужден. А баварские власти вообще не применяют те параграфы закона, которые предусматривают преследование лиц, занимающихся изгнанием духов и ведьм. Если же шарлатанов и изуверов все-таки привлекают к ответственности, то лишь за «нарушение закона о врачевании» И это их вполне устраивает - ведь такого рода проступки караются весьма снисходительно — штрафом до 100 марок или двухмесячным заключением».

И это не какой-то случайный зигзаг, не досадное упущение либо недосмотр, но продуман­ная линия. Сегодня, в отличие от средних веков, нельзя судить колдунов, не осудив при этом общество.

Чтобы убедиться в том, что Евро­па и Северная Америка не являются единственными освоенными регионами на карте совре­менного оккультизма, совершим беглые «вылазки» в Австралию и Бразилию. Ввиду того что избранная нами тема не затра­гивает ни африканской колдов­ской школы с ее богатыми традициями, ни азиатской ветви оккультизма, о чем было расска­зано в «Богах лотоса», я оставил в стороне многочисленные сооб­щения о чародействе австралий­ских аборигенов и шокирующих обрядах бразильской кандомбле, разновидности воду, где на тря­сущихся в эротическом танце ле­тят перья и льется кровь черных петушков. Одним словом, по-прежнему в центре нашего внима­ния находится европейская раз­новидность черной магии, кото­рая, кстати, охотно заимствует внешнюю обрядность шаманских культов.

Судя по сообщению Джона Монкса из Мельбурна, озаглавлен­ному «Магическое столкновение белых людей с волшебным док­тором», «Искусство» нашей порядком одряхлевшей Европы даже одержало верх над при­митивными заговорами абори­генов.

Я  прочел  душещипательную торию о том, как  «пятеро белых магов   соревновались   с   пятнадцатилетней аборигенкой в борьбе со   смертью»,   и   подивился, подобный вздор все еще находит сбыт.    Начиная    с    пресловутой Елены   Блаватской   (1831—1891) поведавшей   миру   о   колдовстве злобных    курумба,    живущих в горах   Малабарского   побережья, байки об «очарованных принцах» не переставали кочевать из журнала в журнал.   Недавно я даже видел фильм  о  том,  как жрецы воду покарали предприимчивого композитора,   подслушавшего и переложившего  на   ноты   их ритуальные   песнопения    В   статье Монкса рассказывается как раз о таком случае магического удара, постигшего любопытного мальчика    по    имени    Чарли    Юндир, дерзновенно  подглядевшего  кое-какие    пикантные     подробное священных    церемоний.     Как и тот композитор из фильма, наказанный     собственной     музыкой, пробудившей     буйство     стихий, мальчик   стал   жертвой    «Песни смерти».

Допустив на минуту, что все рассказанное Монксом чистая правда, невзирая на очевидный расистский акцент публикации, заметим, что юного Чарли едва не убило собственное суеверие. Как совершенно однозначно установлено многими исследователями первобытного колдовства, будь то африканское чародейство или волхвования лесных и горных племен Индии, оно целике держится на вере в сверхъестественные способности мага и на страхе окружающих оказаться жертвой «Искусства»

Гораздо серьезнее представляется мне сообщение, отобранное из многочисленных статей бразильской печати на затронутую тему, озаглавленное «Колдун держат в заключении мальчика».

Семилетний Марко Аурелио действительно провел три года под запором в ванной (!). Я так и не понял, зачем это понадоби­лось «жрецам» кандомбле из города Порту-Алегри, но факт изуверства, которое наверняка скажется на всей последующей жизни ребенка, налицо. Если взрослые, решившие посвятить себя общению с вымышленным миром духов, которыми зачастую управляют люди с преступными наклонностями и поврежденной психикой, все же располагают «свободой воли», то дети совер­шенно беззащитны против «демо­нических» козней. Человек не обладает врожденным иммуни­тетом против даже самой дикой идеологии. Недаром индийские девочки, «воспитанные волками», так и остались зверенышами и не превратились в людей. Впро­чем, и сам киплинговский Маугли воспринимает не что-нибудь, а «Закон джунглей», которому его обучают великодушные зве­ри.

И маленький бразилец Марко, и дочь английской волшебницы Адриана рискуют навсегда остаться в шизофреническом цар­стве теней.

Кстати, об Адриане. Ее мать, жрица Марион Ансворт, сравни­тельно недавно вновь оказалась в центре внимания английской прессы. Статья, озаглавленная «Колдовские чары действуют только на избранных», повеству­ет о том, как Марион «околдо­вала» восемнадцатилетнюю де­вицу Нийл Уатт. Если бы заменить в заголовке слово «из­бранных» на «верующих», с ним можно было бы полностью согласиться. Однако и здесь мы сталкиваемся скорее с рек­ламой колдовства, нежели с его развенчанием. Все, начиная с первых же слов «красивая кол­дунья Марион...» и кончая фото­графией, на которой крупным планом изображена эффектная «жрица», склоненная над хру­стальным шаром, посвящено одной цели: подчеркнуть притя­гательность чародейства и скрыть за мрачной его эстетикой бью­щий в глаза идиотизм ситуа­ции.

Можно и нужно, наверное, сожа­леть о жертвах чужой лжи и собственном легковерии, отягченном зачастую сюрпризами расшатанной нервной системы. Нельзя сбрасывать со счетов и такое явление, как гипноз, под действием которого действи­тельно чаще всего подпадают «избранные», вроде склонной к истерии Нийл. Во всем этом нет ничего нового. Это старо как мир. Остается лишь удивляться тому, что печатают временами газеты, снискавшие устойчивую репутацию солидных и объектив­ных. Я не покушаюсь на прин­цип «Тайме» «публиковать все годное для печати», но столь беззастенчивое паблисити примитивнейшего надувательства — темное дело. Оно не посветлеет ни на йоту, если даже станет известно, что Марион просто-таки «протолкнула» публикацию в качестве платного объявления. На страницах английской газеты я встретил колонку, озаглавлен­ную «Как стать колдуном? Пять шиллингов за урок». Деловым тоном и тщательно экономя слова, анонимный публикатор извещал об открытии — причем под наб­людением совета по образованию (?) графства Эссекс — школы для будущих волшебников. Назна­ченная плата за курс из шести уроков — полтора фунта — сме­хотворна, даже с учетом низких по сравнению с нынешними цен шестидесятых годов. Дочитав объявление до конца, я, впрочем, убедился, что «вол­шебство» тут упомянуто для пу­щей притягательности, потому как в последних строках упо­минался некий Дерек Уолтер, вернувший себе потенцию посред­ством ряда магических приемов. По всей видимости, школа доби­лась государственных субсидий и готовилась обучать своих питомцев аутотренингу. Что ж, имея дело с колдовством, на­учишься разгадывать и не такие «секреты». Колдовской колледж открыт, кстати, в известном уже нам Салеме.

Наш предварительный обзор был бы явно неполон, если бы мы не коснулись в нем самой крайней градации на шкале мистицизма, известной как «Церковь Сатаны». Далее мы подробно поговорим о ее древних истоках и нынешних главарях, вроде Антуана Шандо­ра Ла Вея. Обожая всяческую рекламу, он не упускает случая сфотографироваться то в трико, с рожками а-ля Мефистофель, то с черепом и хрустальным ша­ром в разведенных руках, а то вдруг меняет нагрудную цепочку с пентаграммой на эсэсовскую нарукавную повязку со свастикой.

— Эти символы силы и агрес­сии,— отозвался он о нацистских эмблемах,— могут быть использованы как ритуальные в буду­щем.

Примечательное заявление, и мы запомним его, ибо оккультные щупальца фашизма требуют спе­циального разговора.

Здесь мне хочется лишь напом­нить о существовании подоб­ных культов Близнецы «Церкви Сатаны», получившие названия «Общество Асмодея» и «Церковь последнего суда», свили гнезда во многих городах ФРГ, Италии и других стран. Причем coвременный сатанизм находится на подъеме. По сообщениям печати около 10 миллионов американцев хотя бы раз в жизни приняли участие в мистических церемониях, колдовстве, черных месссах и даже «оргиях кровопийц». Страшная, потрясающая воображение цифра! Американский следователь Эгон Ларсен замечает в этой связи: «В западных странах распространяются культовые группы, в которых поклоняются дьяволу, предаются черной магии, служат черные мессы, и число их увеличивается». Сатанисты Ла Вея предпочитают выступать в звероподобных масках, либо по примеру своего главаря увешивают себя регалиями времен «третьего рейха». Молодым головорезам, по-видимому, до умопомрачения нравится нагонять страх на прохожих.  Это льстит их самолюбию, поднимает в собственных глазах на некий «сверхчеловеческий» уровень. Классический синдром  нацизма.

Статистических данных, касающихся отдельных сатанистских групп, я не нашел, но, согласно отчетам американского Национального Совета Церквей Xриста, одних только спиритическ лож, поддерживающих активный «обмен информацией» с потусторонним миром, насчитывавается около пятисот, а общее число членов превышает 200 тысяч. Казалось бы, целая армия, однако в сравнении с уже упомянутыми десятью миллионами она представляется чуть ли не каплей в море. Жалкой кучкой тихих чудаков, растворившихся среди действующих почти в каждом большом городе «каверн» колдунов и капищ (как еще их можно назвать?) сатанистов.

Одна из таких «дьявольских лож» завоевала себе позорную славу зверским убийством киноактрисы Шарон Тейт и ее друзей Я говорю о «семье» — так именовали себя члены шайки Чарлза Менсона — «сатаны Менсона», хладнокровно зарезавшего бере­менную женщину, на которую случайно пал преступный жре­бий. Впрочем, так ли уж случай­но? — зададимся вопросом Разве случайно оказалась втянутой в ауру черной магии чета англий­ских фотографов, подвизавшихся на ниве стриптиза? Есть точка зрения, правда, спорная, что не­которые люди сами навлекают на себя беспощадный удар потен­циального убийцы своим особым психическим складом, неулови­мыми чертами поведения. Если это действительно так, то что же говорить тогда о тех, кто подобно бабочкам на огонь летят, пусть шутя или в целях, далеких от мистицизма, в костер маги­ческого круга? Не в прямом, ра­зумеется, а в переносном зна­чении этого слова.

 Шарон Тейт была женой извест­ного режиссера Романа Поланского, поставившего в Голливуде целую серию «фильмов ужасов», в том числе знаменитый «Бал вампиров», в котором Поланский снялся вместе с Тейт. Эта лента обозначила своеобразный перелом в творчестве режиссера. Когда общественный интерес к ужасам ради ужасов немного ослаб и публика потянулась более «жгучим» новинкам, Поланский сделал еще больший крен в сторону сатанизма Так что контакт с патологией состоялся: подлинной сенсацией стал его фильм «Ребенок Розмари», рассказывающий о женщине, зачавшей от дьявола младенца-сатану. Кстати, основной пружиной cюжета является тайная деятельность сатанистской секты, которая приветствует в лице Розмари свою «богородицу», дьявольску мадонну, порочную деву.

Мог ли думать Поланский, что затронутая им тема, вполне актуальная для американской действительности, даст знать себе столь роковым образом? Ребенку, которого носила Шарон Тейт, не суждено было появиться на свет «Гонки с дьяволом» - так, кстати, называется захватывающий фильм, в котором озверевшие сатанисты преследую автобус с двумя супружескими парами, случайно подглядевшиими акт жертвоприношения, — далеко не всегда удается выиграть. В известном смысле «Ребенок Розмари» потребовал кровавую жертву, не успев сделать первых шагов. Зная все это, вновь спросим себя, так ли уж случаен был выбор «сатаны Менсона», замыслившего ритуальное убийство?