ГЛАВНАЯ    С А Й Т   Н О В И Н К И   ОККУЛЬТИЗМ   жизнь или смерть

 

НА ГРАНИ НЕВОЗМОЖНОГО

1995, № 10.

 

 

 

 

 

Когда я 23 марта того года выбрался с женой в десятиминутную поездку на автомашине, то не предполагал, что по­кидаю дом на два дня. Из "поездки", ко­торая мне выпала, к сожалению, возв­ращаются очень немногие. Мне это уда­лось лишь благодаря целой серии ситу­аций, для которых такие слова, как "счастье" или "стечение обстоятельств", звучат слабо.

Было прекрасное субботнее утро. Мы с женой ехали по Бостонскому поч­товому тракту, возвращаясь домой в Мамаронек, Нью-Йорк. Часы показыва­ли 10.52. Красный свет светофора за­держал меня на перекрестке напротив бензоколонки. В этот момент м нача­лась, собственно, моя длительная и удивительная "экскурсия". Далее я при­вожу слова жены для описания того, что происходило со мной в последующие две минуты.

- Виктор повернулся ко мне и сказал: "Ох! Луци, я... ", - и в тот же момент тя­жело повалился на сиденье. На его ли­це отражалось волнение, а глаза были широко открыты, как бы от чрезмерного удивления. Я сразу же поняла, что он ничто не видит и не слышит. Затянув ручной тормоз, я сразу же стала звать на помощь. Свет светофора сменился, и мимо нас хлынул поток автомашин. Никто не обращал внимания на мои призывы. Лицо моего мужа приобрело серовато-зеленый цвет, нижняя че­люсть безвольно отвисла, а глаза как бы продолжали наблюдать какую-то удивительную сцену. Почти обезумев, я пыталась перетянуть его на свое сиде­нье, чтобы сесть на место водителя и ехать в больницу. Мои крики привлекли внимание Фрэнка Колангело, владельца бензоколонки, и он позвонил в поли­цию.

Было уже 10. 55. От момента останов­ки сердца прошло три минуты. В учеб­нике первой медицинской помощи в от­ношении умершего сказано: "Когда ос­танавливается дыхание и работа серд­ца, и невозможно восстановить их ис­кусственными методами, смерть стано­вится неизбежной. Поэтому приемы ис­кусственного возвращения к жизни должны быть использованы незамедли­тельно, не теряя ни секунды".

Время бежало вперед. В наступаю­щие 60 секунд могло начаться отмира­ние клеток головного мозга.

В это время произошел первый из счастливых случаев: прежде, чем поли­ция сообщила об этом по рации, посы­лая вызов скорой помощи, комиссар Джеймс Доннелан, патрулировавший Бостонский тракт, прибыл на перекрес­ток, где заметил нашу машину. Прове­рил мой пульс и, не обнаружив призна­ков сердечной деятельности и дыхания, вытащил меня из машины с помощью Фрэнка Колангело и немедленно начал производить приемы реанимации, ис­кусственное дыхание.

Тем временем дежурный полицейс­кий связался с комиссаром Майклом Сена, который случайно находился в по­лумиле от перекрестка. Менее чем че­рез полминуты он был уже около нас. Из своей машины он достал кислород­ный аппарат с маской, предназначен­ный для нагнетания кислорода в легкие. Наложить маску мне на лицо было де­лом секунды. Донеллан продолжал мас­саж сердца. Сена рассказывал мне по­том: "Работали мы просто инстинктив­но, автоматически, но временами каза­лось, что вы уже по ту сторону жизни".

Тем временем полиция вызвала спасательную команду специальным высо­кочастотным сигналом тревоги. Каждый член этой команды носил на поясе ма­логабаритный приемник, принимавший сигнал тревоги. Сигнал этот принял Том Мак-Кан, член добровольной пожарной охраны, специально подготовленный к оказанию экстренной медицинской по­мощи. Том в это время объезжал свою ближайшую территорию, осуществляя пожарную инспекцию. Он огляделся и в 50 ярдах увидел комиссаров Донеллана и Сена, "работающих над телом". Мо­ментально направился в нашу сторону и через 10 секунд был уже на месте.

"Пробовали нащупать пульс в шей­ной артерии, но безуспешно, - расска­зывал позднее Мак-Кан. - Дыхание от­сутствовало, глаза открыты, зрачки рас­ширены - плохой признак!" Расширен­ные зрачки говорят, что кровь не посту­пает в мозг. Это могло означать, что смерть уже наступила.

Было 10.56. весивший 135 кг Мак-Кан принялся массировать мое сердце. Удивительное стечение обстоятельств продолжалось. Сигналы тревоги дошли до спасательной команды в тот момент, когда Петер Бремен, Роналад Каоассо, Чип Ригано, а также Ричард и Пол Тор-пи, передавали вахту в пожарной охра­не. Они быстро сели в стоявшую во дворе санитарную машину и в 10.59 уже были на перекрестке.

Когда меня переносили в санитарную машину, то одновременно по радио уведомили больницу в Порт Честере, находившуюся в 6 милях. В больнице, по внутренней связи, был передан спе­циальный сигнал - "код 39", вызвавший весь необходимый персонал в операци­онный зал. Собрался идеальный состав специалистов, когда мы прибыли, нас уже ожидали: 2 терапевта, 2 хирурга, 2 кардиолога, 2 реаниматора и 4 мед­сестры. Д-р Гарольд Рэт позже расска­зывал: "В тот момент все признаки ука­зывали на то, что пациент уже мертв. Отсутствовали пульс, дыхание и вообще какие-либо признаки жизни".

Время 11.10. Подключили мотор, контролирующий работу сердца. В тра­хею введена трубка, подводящая чистый кислород, начали внутривенное вливание. Затем к грудной клетке подк­лючили контакты электроимпульсного прибора.

Время 11.14. Первый импульс тока был настолько сильным, что меня под­бросило на операционном столе. Одна­ко результата не было, сердце актив­ности не проявило.

Время 11.15. Подключили второй электроимпульсный прибор, как пос­леднюю попытку. С момента остановки сердца прошло 23 минуты. Тем време­нем вокруг операционного стола воз­никло возбуждение - монитор неожи­данно показал прерывистый ритм серд­цебиения. Все остолбенели, когда я уверенно сел, а затем начал спускаться с операционного стола. Меня поддер­жали.

Несколько позже я осознал, что мои глаза открыты. Но все же оставалось что-то от иного мира. Выглядело это так, как если бы только что обрел чело­веческую оболочку, которую трудно бы­ло бы носить. Далее говорит д-р Рот: "Когда спустя некоторое время приш­лось осознать, что это произошло с человеком, пробывшим в клинической смерти 23 минуты, он уже был в полном сознании. На вопрос о самочувствии он ответил: "Чувствую себя так, как если бы был "там" и вернулся "оттуда". Это было правдой - он действительно уже был "там" и вернулся "оттуда".

Наступил тяжелый период. Не могу установить контакта с окружающим ме­ня миром. Или действительно сейчас я "здесь", или это иллюзия? Было ли в действительности "то", что пришлось пережить? Я лежал и рассматривал свое тело с подозрительностью и изум­лением. Казалось, что оно существует помимо моей воли, я же был только пассивным наблюдателем. Пища, пи­тье, люди вокруг меня, все выглядело как во сне - с замедленным движением - и виделись как бы сквозь прозрачную преграду.

На протяжении нескольких дней нас было двое. Мое "отсутствие разума" и поразительная апатия являлись причи­ной сомнений врачей. Быть может, кора головного мозга, несмотря на принятые меры, не полностью восстановила свои функции? Позицию врачей отражает за­пись в моей истории болезни: "Констатируются симптомы возвратной амне­зии, а также трудность в контактирова­нии с внешним миром... Мнение невропатологов скорее всего осторожное, ес­ли говорить об улучшении состояния больного"...

На шестой день наступили некоторые изменения. Когда меня разбудили, мир не казался мне уже таким необыкновен­ным. Где-то внутри меня было принято решение об окончании "командировки в мир иной". С этого дня выздоровление пошло очень быстро. Через 8 дней ме­ня выписали из больницы...

Отныне мои родственники, знакомые и незнакомые люди допытывались у ме­ня: "Что же такое смерть? Помню ли я, что произошло со мной в те 23 минуты, когда у меня остановились сердце и ды­хание?"

Вспоминать и рассказывать о собы­тиях было тяжело. Позже, когда я мыс­ленно возвращался к тому случаю, при­шел к выводу, что не могу рассказать об этом как о каком-то событии, проис­шествии. Когда я покинул свое тело, то, естественно, оставил и все органы ощу­щений, которые мы имеем в этом реа­льном мире. Утверждаю, однако, что в настоящее время отдаю себе отчет в достоверности фактов, связанных с моим пребыванием на этом нашем свете и моим знакомством с той, иной реальностью. Реальность всего этого проявилась в моем сознании и не является плодом моего вымысла или честолю­бия.

Момент перехода от жизни к смерти - как иначе можно назвать это? - был легким. Не было времени для страха, боли или мысли, не было и оказии для "обозрения всей своей жизни", как об этом пишут другие. Последние впечат­ления, которые могу припомнить, дли­лись мгновения. С большой скоростью я приближался к огромной сияющей сети, сплетенной и связанной узлами, в кото­рой пересекались светящиеся линии, вибрировавшие с ужасающей, леденя­щей душу частотой. Эта сеть выглядела как барьер, который невозможно прео­долеть. Летел, не имея ни малейшего представления, как преодолеть ее. Че­рез мгновение скорость как бы умень­шилась, и затем я оказался уже в сети. В момент столкновения с ней световая вибрация возросла до ослепительной интенсивности, а затем поглотила меня. Не чувствовал никакой боли. Не воспри­нималось ни приятных, ни дискомфорт­ных ощущений. Короче говоря, чувство­вал себя вполне сносно. Окружающий мир полностью изменился. Невозможно обычными словами описать восприятие этого, иного мира.

Сеть эта была как бы трансформато­ром, преобразующим энергию, которая перенесла меня в состояние бесфор­менности, через время и пространство. Это новое "Я" не было тем, которое я знал, а скорее всего, его дистиллятом, чем-то неясно близким, чем-то, что всегда скрыто чувствовалось под обо­лочкой моих надежд, опасений, жела­ний и потребностей. Это "Я" не имело никакой связи с личностью. Это было остаточное, неизменное, неисчезающее - чистый Дух. Совершенно уникальный и индивидуальный, как папиллярные ли­нии на пальцах рук. Это "Я" было однов­ременно частью бесконечного, гармо­ничного и упорядоченного целого. Там существующего.

Состояние, в котором я находился, было пронизано огромной радостью и глубоким спокойствием. Было ощуще­ние и чего-то очень важного, предвеща­ющего дальнейшие перемены, но какие именно - я не имел ни малейшего представления, благодаря своему вне­запному возвращению на операцион­ный стол.

Хочется повторить, что пережитое за пределами известной нам реальности не "случайно", в том "путешествии" и в дальнейшем его можно было вспоми­нать. Скорее всего, это открылось поз­же. Готов также заявить, что впечатле­ния эти оставили какую-то незначитель­ную травму в моем мозгу. Следствием этого явилось то, что после моего возв­ращения из того, иного состояния бы­тия многие мои взгляды на наш мир подверглись изменению и продолжают изменяться постоянно, почти без моего участия. В какое-то время ощутил нос­тальгию о той, иной реальности. Там не до описания состояния тишины и покоя, где "Я" было частью гармоничного це­лого. В памяти ослабли старые земные стремления к обладанию, подтвержде­нию, исследованию.

 

Постскриптум автора обработки ру­кописи - С. Пата:

Возвратился с приятной полуторамильной поездки. Сидели в его саду и пи­сали. Полуденный ветерок раскачивал над головами большие ветви кизила. Двое малышей шли по улице, держась за руки. Были поглощены своими дела­ми. Радовались, что находимся здесь. Но, однако, стоит заметить, что велико­лепные в этих местах солнце, ветер, цветы, дети и любовь, а также крово­жадное зло, жестокость, уродство и бо­лезни, есть только некоторые из прояв­лений нашей действительности, кото­рые должны быть пройдены на пути к далеким и неизвестным предназначе­ниям.

Мы все принадлежим миру, и мир принадлежит нам.

"Пшекруй", Польша.

Перевод Г. Полковского.