ГЛАВНАЯ    С А Й Т   Н О В И Н К И   ОККУЛЬТИЗМ   жизнь или смерть

 

 

 

Вечная загадка жизни и смерти всегда будет волновать человека. Судя по опре­деленным древним свидетельствам, рассказам этнографов и путешественников, у не­которых народов задолго до появления современной медицины существовали способы, иногда позволявшие оживить умершего. Историк и писатель Александр Горбовский в отрывке из книги «В круге вечного возвращения», выходящей в новой подписной серии «Знак вопроса» издательства «Знание», рассматривает эти свидетельства, сопоставляет их с древними и современными представлениями о природе человека.

А. ГОРБОВСКИЙ.

Боги лишь считанным даровали

почетное право возвращения души

из Аида.

Платон, «Пир».

С тех пор как с пятидесятых годов наше­го века в медицинской практике появилась служба реанимации, прекращение жизнен­ных функций организма необязательно озна­чает конец. Судя по всему, однако, возвра­щения к жизни случались и раньте. Во всяком случае, в прошлом можно найти ряд упоминаний об этом.

Одно из первых таких сообщений при­надлежит Платону. Он рассказывает о че­ловеке, который был убит во время сраже­ния, но когда через десять дней стали под­бирать тела, «его нашли еще целым, при­везли домой, и когда на двенадцатый день приступили к погребению, то, лежа на кост­ре, он вдруг ожил... ». Платон уточняет, что человек этот — Эр, сын Армения, родом из Памфилии. Столь точные данные нужны были, очевидно, чтобы тем как бы под­твердить современникам достоверность это­го сообщения.

Другое упоминание о таком же произ­вольном, спонтанном возвращении к жизни, относящееся к VIII веку, принадлежит анг­лийскому монаху Беде Достопочтенному. Вот как описывает он это в своем труде «История английской церкви и народа»: «В эти дни великое чудо, подобное тем, что происходили в давние времена, совер­шилось в Британии... Человек, который уже умер, вернулся в телесную жизнь». Как и Платон, Беда указывает его имя — Каннингэм я уточняет, где это произошло, — в Нортамбрайнсе. «Он заболел. Ему станови­лось все хуже, пока не наступил кризис и однажды ночью он умер. Но на рассвете он вернулся к жизни и внезапно поднялся и сел к величайшему ужасу собравшихся у его тела и оплакивавших его, которые раз­бежались. Только жена, любившая его больше всех, осталась с ним, напуганная и трепещущая».

Нужно сказать, что упоминания о таких событиях чрезвычайно редки и рассеяны по источникам. Так что разыскать их довольно трудно. Еще труднее судить о достоверно­сти каждого отдельного случая. Я имею в виду не достоверность самого события, а того, был ли человек, вернувшийся к жиз­ни, перед этим действительно в состоянии клинической смерти.

В системах верований многих народов пере­ход от жизни и смерти связан с преодоле­нием некой водной преграды, реки, такая традиция выла свойственна и древним егип­тянам. На рисунке из древнеегипетской Кни­ги мертвых (свод инструкций и заклинаний для души умершего) душа, Готовая к пере­ходу, преклоняет колени перед рекой, отде­ляющей земной мир от загробных Полей Благословенных, где вечно богатые урожаи обеспечивают сытую и беспечальную жизнь всем ушедшим. Перед душой, пьющей чи­стую воду из реки, бог земли Геб в образе крокодила.

Встречаются подобные сообщения, отно­сящиеся к более близкому и даже нашему времени. В одном из таких случаев упоми­нается о женщине, внезапно вернувшейся к жизни, когда все усилия реаниматоров оказались тщетны и ее на коляске катили в морг.

О случаях такого произвольного, спон­танного возвращения мне и самому прихо­дилось слышать от врачей. Объяснение, ко­торое давали они, — возможно, преждевре­менность, ошибочность  диагноза   смерти. Что ж, может быть. Во всяком случае, та­кое объяснение принять легче, чем предста­вить себе, что перед нами феномен, плохо ложащийся на схемы наших сегодняшних представлений о жизни и человеке.

Правда, есть сообщения, приходящие то­же из прошлого, о возвращениях к жизни, совершившихся не спонтанно, а благодаря чьему-то воздействию, вмешательству. Одно из самых отдаленных таких упоминаний со­держит Четвертая Книга Царств (Библия). Там повествуется об эпизоде, связанном с конкретным историческим лицом — проро­ком Елисеем (850—800 гг. до н. э.).

По всей вероятности, эпизод этот — не единственный из числа известных древним. В Риме, во всяком случае, бытовало пред­ставление, будто различными магическими приемами человеку возможно продлить жизнь сверх срока, который определен судьбой. Но жизнь эта будет призрачной, кажущейся. Упоминание о такой практике есть и у австралийских аборигенов. Их кол­дуны могут якобы вернуть умершего к жиз­ни, но на короткий срок — только на три дня. Но это существование тоже как бы призрачное. Такой человек, которого верну­ли к жизни, отказывается от пищи и все время лежит у костра, чувствуя подполза­ющий холод.

Вот еще одно упоминание о событии того же ряда. О нем повествует греческий исто­рик Филострат в сочинении об Аполлонии Тианском (I век н. э. — гре­ческий философ). Рассказ свой он строит на запи­сях спутника и ученика Аполлония — Дамида. Во время пребывания в Риме, повест­вует Дамид, философу встретилась погре­бальная процессия, провождавшая отрокови­цу из знатной семьи. «Узрев такое горе, Аполлоний сказал: «Опустите носилки, ибо я остановлю слезы, проливаемые вами по усопшей», — а затем спросил, как ее звали. Многие решили, что он намерен произнести речь, какие обычно произносят на похо­ронах, дабы подстегнуть всеобщие сетова­ния, однако Аполлоний ничего подобного делать не стал, а коснулся покойницы, что-то потихоньку ей шепнул — и девица тут же пробудилась от мнимой смерти, и соб­ственным голосом заговорила, и воротилась в отеческий дом».

И снова в повествовании о событии не­обычайном мы встречаем обыденную жиз­ненную деталь, явно восходящую к свиде­тельству очевидца: ожидание, что прохо­жий произнесет речь, когда он спросил об имени, — таков был, очевидно, обычай.

Подтверждение тому, что в древнем ми­ре, возможно, и вправду известны были какие-то приемы возвращения к жизни, можно искать в опыте китайской медици­ны. Я имею в виду способ реанимации при помощи массажа акупунктурных точек, ме­тод «киай». Практика эта уходит в самое отдаленное прошлое. Методу «киай», счи­тают специалисты, не менее пяти тысяч лет.

Другие свидетельства позволяют догады­ваться о приемах, возможно, и более глу­бокого плана.

Вот как выглядит шамаистская практика такого возвращения к жизни. Специальное лицо — у хантов «исылта-ку» — ложится рядом с умершим, лицом вниз, и находится в таком положении не менее трех дней. Все это время в дом не должен заходить ни один человек. Через трое суток, по рас­сказам хантов, либо они выходят из дома вместе, либо «исылта-ку» выходит один, объявляя: «Кэллох-Торум взял его себе».

Социальный опыт говорит, что подобная практика не могла бы существовать века и тысячелетия, если бы она пусть изредка, время от времени не подкреплялась бы каким-то положительным результатом.

Интересен в этой связи и рассказ совет­ского исследователя, который провел ряд лет в Индии, в том числе среди племен и в местах, не открывающихся глазу сторон­него наблюдателя. В одном из тибетских монастырей бон (система религиозных воззрений, бытовавшая на Тибете до проникновения туда буддизма) ему довелось наблюдать совершение обряда «рланга», цель которо­го — помочь душе в посмертном ее состоя­нии. При большом стечении народа (жите­лей ближайших деревень, монахов, родст­венников умершего) его приносят и кладут на монастырском дворе. Перед ним в «по­зе лотоса» располагается лама. Все совер­шается в полной тишине. Проходит какое-то время, и умерший медленно подымается. Глаза его все так же закрыты, лицо оста­ется лицом мертвого человека. Двигаясь как автомат, он трижды обходит по кругу ме­сто, где лежал, ложится снова и замирает, готовый к погребению.

Для наблюдателя со стороны, европейца, самым пугающим была почему-то неестест­венность, механистичность его движений — это был как бы автомат, манекен, кукла, которую понудили вдруг идти.

Возможно, прием, примененный здесь близок тому, что использует шамаистская практика. Прием, основанный на уверенно­сти, что, даже когда нет жизненных функ­ций тела, какие-то уровни сознания, какое-то начало в человеке продолжают воспри­нимать окружающее.

Рассказы некоторых реанимированных подтверждают это. Известны случаи, когда находившиеся в состоянии клинической смерти потом могли последовательно вос­произвести все усилия врачей, возвращав­ших их к жизни, пересказать реплики и команды, которые произносились при этом.

Но если время реаниматора ограничено всего двадцатью минутами, древняя прак­тика оживления располагает значительно большим временем. Возможно — днями.

На мысль о столь значительном времени наводят сообщения о «зомби» на Гаити. Практика эта была завезена когда-то на остров жрецами «вуду» и потомками чер­ных рабов — выходцев из Бенина (ранее — Дагомея). Состоит она из двух звеньев: сна­чала убийства, а затем возвращения к жизни. Жертве, которую намерены превратить в «зомби», подмешивают в пищу яд, приго­товленный из рыбы двузуба (диодон хистрикс). Рыба эта содержит очень сильный нервно-паралитический яд (тетродотоксин), превышающий воздействие цианистого ка­лия в 500 раз. У жертвы сразу же прекра­щается дыхание, синеет поверхность тела, стекленеют глаза — наступает клиническая смерть.

Через несколько дней умершего от яда похищают с кладбища, чтобы якобы вер­нуть к жизни. Так он становится «зомби». Осознание своего «я» возвращается к нему не полностью или не возвращается вообще. Рассказы очевидцев, встречавших «зомби», говорят о них как о людях, которые «бес­смысленно смотрят перед собой».

По наблюдениям исследователя, провед­шего на Гаити три года, для «зомби» зара­нее выбирают наиболее сильных физически, чтобы потом, вернув к жизни, использовать их как рабов на плантациях сахарного тро­стника. Страх перед превращением в «зом­би» настолько велик, что похоронный ри­туал на Гаити включает ряд действий, цель которых — помешать похитить умершего, чтобы вернуть его к жизни.

Ритуал «зомби» странным образом пере­кликается с магической практикой, и по сей день бытующей у аборигенов Австралии. По их рассказам, записанным этнографами, человека, заранее намеченного в качестве жертвы, похищает колдун и, положив на левый бок, вонзает ему в сердце заострен­ную кость или палочку. Когда сердце оста­навливается, это значит — душа покинула тело. После этого посредством различных манипуляций колдун возвращает его к жиз­ни, приказав забыть о том, что произошло с ним. Но при этом ему внушается, что через три дня он умрет. Такой человек воз­вращается домой, действительно не догады­ваясь о том, что с ним было проделано. Внешне он ничем не отличается от других людей, но это не человек, а только ходячее тело.

Я упоминал, что практика «зомби» была завезена на Гаити неграми — выходцами из Бенина. Судя по всему, какие-то приемы возвращения к жизни продолжают практи­коваться в Бенине и по сей день. Об этом рассказывает американский врач-путешест­венник, которому случилось побывать на одном из таких «сеансов» (Райт Г., Свиде­тель колдовства. М., 1971). На земле, пишет он, лежал человек, не подававший никаких признаков жизни. Путешественник обра­тился к спутнику — местному жителю, ко­торый привел его туда:

— Я белый доктор. Я хотел бы осмотреть человека и убедиться, что он действитель­но мертв.

«Я сел так, чтобы заслонить его своим телом, быстрым движением приподнял ему веки, чтобы проверить зрачковую реакцию по Аргил-Робинсону. Реакции не было, не было и признаков биения сердца».

Когда началось «действо», собравшиеся под руководством жреца запели ритмичную песню. «Это было нечто среднее между воем и рычанием. Они пели все быстрее и громче. Казалось, звуки эти услышит и мертвый. Каково же было мое удивление, когда именно так и случилось!

«Мертвый» неожиданно провел рукой по груди и попытался повернуться. Крики ок­ружающих его людей слились в сплошной вопль. Барабаны начали бить еще яростнее. Наконец лежащий повернулся, поджал под себя ноги и медленно встал на четвереньки, его глаза, которые несколько минут назад не реагировали на свет, теперь были широ­ко раскрыты и смотрели на нас».

Местные жители, с которыми встречался путешественник в разных концах Бенина, говорили ему, что человека можно будто бы вернуть к жизни, если после его смер­ти не прошло много времени. Из слов не­которых европейцев, живущих в стране, также следовало, что он был не единствен­ным белым, которому случилось присутст­вовать на подобной церемонии.

О том, что такая практика, дожившая до наших дней, восходит, очевидно, к време­нам самым отдаленным, говорят странные совпадения того, что рассказывают реани­мированные, и описаний посмертных со­стояний, которые приводят древние и свя­щенные тексты разных народов.

Некоторые реанимированные, описывая свои ощущения, когда они пребывали в клинической смерти, рассказывают, что ви­дели свое тело, воспринимая его со сторо­ны, испытывая при этом полное безразли­чие к тому, что до этого идентифицировали с собственным «я». «Я знала, что это мое тело, но ничего не испытывала к нему».

С этими рассказами перекликается свиде­тельство X века, из описания посмертного состояния Блаженной Федоры: «Я огляну­лась назад и увидела, что мое тело лежит без чувства и движения. Подобно тому, как если бы кто, сбросивши с себя одежду, смотрел на нее, так и я смотрела на свое тело, будто на одежду, и очень удивлялась этому».

Еще одна многозначительная деталь. Не­которые   реанимированные   рассказывают, что в первые минуты они не могли понять, что произошло. Находясь вне тела, они пы­тались общаться с окружающими, заговари­вать с ними и с недоумением убеждались, что те не воспринимают, не слышат их. «Я видела, как они пытаются вернуть меня к жизни... Я пыталась говорить с ними, но никто меня не слышал».

Описание подобного посмертного пережи­вания содержит и тибетская Книга мерт­вых. Умерший, говорится в ней, как бы со стороны видит свое тело и близких, опла­кивающих его. Он тоже пытается оклик­нуть их, заговорить с ними, но никто не слышит его. Как и в случаях, рассказанных реанимированными, он не сразу понимает, что произошло с ним.

До странного сходный опыт посмертных переживаний можно найти в шамаистской традиции. Душа, покинувшая тело, тоже пытается заговорить с родными, и тоже никто не отвечает ей. «Это что же они не разговаривают?» И только потом приходит осознание происшедшего: «Я умер, и поэто­му со мной не разговаривают».

Другая, подобная этой, общность опыта: многие реанимированные говорят о пережи­той близости некой черты, перейдя кото­рую нет возвращения обратно. Часто это ассоциируется с какой-то водной прегра­дой, водой. Именно в этом значении последней преграды символ воды и реки присут­ствует в самых различных мифологиях и культурах (Лета, Стикс, Ахерон античного мира, река Сендзу у буддистов Японии и т. д.).

Представление о некой энергетической субстанции, носительнице жизненной силы, продолжающей существовать и после гибе­ли тела, представление это активно присут­ствует в сознании человека всю историю его бытия. Практика возвращения к жизни, о которой говорю я, предполагает, что «исылта-ку», или шаман, или жрец вступает в контакт с этим энергетическим сгустком, с душой, покинувшей тело, понуждая ее вернуться обратно. Для этого лицо, кото­рое осуществляет такую попытку, приводит себя в определенное состояние, состояние транса, когда считается, что душа его тоже покидает тело, а органы чувств перестают воспринимать окружающее.

Нужно признать, что представление это не укладывается в нормы привычного науч­ного знания. С другой стороны, далеко не все сообщения о возвращении к жизни, приведенные и не приведенные здесь, мо­гут быть объяснены в рамках самих этих норм. Возможно, остается допустить, что есть области бытия, которые наряду с ра­циональным познанием могут быть достоя­нием интуиции, веры.

 

 

 

Перечень примеров воз­вращения к жизни, которые приводит автор, можно бы­ло бы продолжить. Но при этом для меня, как для врача и биолога, остается открытым вопрос о дейст­вительном состоянии чело­века в каждом отдельном случае. Это может быть со­стояние, близкое к анабио­зу, состояние очень сни­женных жизненных функ­ций, когда даже професси­онал при беглом осмотре может ошибочно констатировать клиническую смерть. Но такая констатация мо­жет не исключить того, что это было лишь резкое уг­нетение жизненных функ­ций. Таким образом, пер­вое, что хотел бы я под­черкнуть, — это необходи­мость констатации смерти на профессиональном уро­вне.

Другое мое соображение касается следующего. Выстраивая приводимые сви­детельства в определенном порядке, автор действи­тельно   строит    логически

убедительную картину. Но, как показывает опыт исто­рии науки, из серии фактов или описаний возможно вы­строить далеко не единст­венную конструкцию.

Я, конечно, понимаю: ко­гда излагают ту или иную концепцию или гипотезу, всегда существует соблазн приводить точки зрения ав­торитетов, высказавшихся в ее пользу. Такие высказы­вания, безусловно, воздей­ствуют на восприятие ма­териала, психологически как бы подкрепляя пози­цию автора. Но в точном знании высказывания авторитетов, самых высоких, ни­когда не могут считаться доказательствами. Единст­венное, о чем могут они свидетельствовать, это то, что думает по данному во­просу тот или иной специ­алист, пусть самого высо­кого ранга.

Сам я, как человек, зани­мающийся всю жизнь теоретическими проблемами биологии и медицины, фак­ты, подобные описанным, всегда интерпретирую в рамках известных биологи­ческих явлений. О случаях спонтанного     возвращения жизненных функций я знаю, в том числе со слов моих коллег. Я мог бы на­звать, например, эпизод, когда в крупнейшем нашем хирургическом институте ив операционной после безус­пешных попыток реанима­торов был отправлен в морг мальчик. К счастью, помещение это не было предусмотрено в самом ин­ституте, и в машине маль­чик пришел в себя и за­плакал. Произошло это, по­вторяю, после того, как ре­анимационная бригада пре­кратила усилия, исчерпав все возможности. Бригада, оснащенная последним и первоклассным оборудова­нием. Как биолог и врач, я интерпретирую этот эпизод в тех категориях, о которых говорил выше.

Но то, что я не во всем согласен с автором, отнюдь не исключает его права, а также и тех, кто думает, как он, придерживаться своей точки зрения. Сам разброс точек зрения ни­когда еще не приносил вреда знанию и поиску истины.

Н. БОЧКОВ,

академик АМН СССР.